Огромное помещение блистало, Томас велел повесить все оружие королевской коллекции на стены, а из ближайшего монастыря привезли две телеги толстых, как годовалые поросята, свечей. Сейчас горели ярко и весело, отражаясь на блестящих клинках, широких лезвиях мечей, топоров, на поножах, дорогих шлемах, на позолоченных и посеребренных панцирях.
Сверху, где обычно располагались арбалетчики, торжествующе грянули трубы. Гости входили, переглядываясь многозначительно, этот Томас Мальтон торопится жениться больше, чем заполучить корону из рук властителей церкви.
Макдональд, помолодевший от осознания какой важной церемонией руководит, орлиным взором поглядывал, как зал заполняется, оставляя свободным середину, как знатные рыцари и просто знатные люди располагаются у стен сообразно их рангу, родословным и размерам угодий.
Пара оруженосцев носилась по залу, выполняя его распоряжения, с середины зала гостей потеснили, место для короля, а когда трубы звонко и торжественно протрубили трижды, Макдональд медленно и неспешно вышел вперед. Все взоры были на нем, голоса утихли, только в задних рядах шикали друг на друга.
Макдональд оглянулся на Томаса, тот в нетерпении бьет землю сапогом как конь копытом, глаза дикие, вот-вот все испортит, и Макдональд поспешно вскинул руку:
— Дорогие гости!.. Сейчас...
Под ногами, в глубинах земли, негромко предостерегающе заворчало. Пол слегка дрогнул, ворчание стал громче, донесся треск, словно некто незримый пробирался наверх, ломая слежавшиеся пласты земли. Разговоры стали умолкать, гости встревожено посматривали на Томаса. Томас растянул губы в успокаивающей усмешке.
Макдональд снова набрал в грудь воздуха, сказал громче:
— Дорогие...
Гул стал громче. С потолка посыпалась труха, тяжелые каменные плиты в самом центре зала вздыбило, будто из-под земли в них ударило тараном. Из щелей вырвались струйки черного дыма. К аромату ладана примешался запах гари, серы и горящей смолы. Гости в страхе бросились под защиту стен. Женщины визжали пронзительно и некрасиво.
За струйками дыма с шипением выстрелило оранжевыми искрами. Пол ногами дрогнуло снова. Плиты тяжело рухнули, в середине развороченного зала открылся страшный дымящийся зев, взвился столб черного дыма. В дыму из красно-черного ада как на ладони подняло человека в обгорелых доспехах.
Томас ощутил, как гадливая тошнота подступила к горлу. Лицо выходца из ада было в струпьях засохшей крови и волдырях от ожогов. Шлем разрублен, а с ним и голова. Страшный багровый шрам прошел через все лицо, шею, а заканчивался на середине груди. Обе половинки лица были сложены небрежно, правая на палец выше. Крики ужаса и отвращения стали громче.
— Гудвин! — услышал Томас чей-то крик.
Томас задержал дыхание. Кровь бросилась в голову. Несмотря на страх, он ощутил и дикую ярость. Неделю тому этот молодой наглец оскорбил его в присутствии множества рыцарей. За что и получил такой удар мечом, что только силы ада смогли слепить его из двух половинок!
Он ощутил множество взглядов, все-таки уже назван королем, до коронации — один шаг, и, собрав волю в кулак, вопросил грозно и с придыханием:
— Разве я приглашал... оттуда?
Из обугленного рта Гудвина, в запекшейся крови, в язвах, вырвались хрипы. Он пытался заговорить, но криво сросшийся рот дергался в судорогах. Наконец остатки нижней губы лопнули, брызнула ядовито желтая кровь, тут же почернела и взвилась иссиня-черным дымком. На мраморных плитах появились мелкие язвочки.
С нечеловеческим усилием он прохрипел:
— Я... за своим...
В мертвой тишине Томас спросил неистово:
— За своим? Я тебе что-то должен помимо еще одного достойного удара?.. А то и двух? Эй, подать мой острый меч и моего коня!.. Э-э, коня не надо, а меч неси, да побыстрее, пока это пугало не удрало. А ты, святой отец, чего пятишься как небольшая красная рыба? Брызни пока что святой водой! Да не скупись, это не вино.
Священник, дрожа как осиновый лист, воздел кверху крест и толстую книгу:
— Изыди!.. Изыди, именем Девы Марии...
Голос его прозвучал как блеянье заблудившегося ягненка в ночном лесу. Исчадие ада вперило в него грозные очи. Багровый огонь в них разгорелся, словно угли костра на ветру, стал пурпурным, как зарево пожара:
— Что бяшешь?..
— Тебе, — пролепетал священник, — нет власти над чистыми душами...
— Здесь нет... чистых, — ответил обгорелый рыцарь. Он тужился, страшно гримасничал, в зале слышались частые шлепки, будто кипы белья равномерно бросали на каменный пол: жены рыцарей падали без памяти, а мужья с готовностью подхватывали и уносили на свежий воздух. — Вы из трюма... А я пришел... за своим...
В дверях слышались крики. Как грецкие орехи трещали рыцарские панцири. Гости выскакивали, топтали друг друга. Томас вскрикнул с нарастающей яростью:
— Сам ты скот из Ноева трюма! Кто тебе обещал?
— Ты, — ответил выходец из ада.
— Я?.. — изумился Томас. — Что я обещал?
Обгорелый вытянул руку с указующим перстом. Рыцари расступились. В глубине зала стояла Ярослава в подвенечном платье. Она была как никогда прекрасна в белом, женственная и чистая, ее розовый рот приоткрылся в изумлении и испуге.
Томас набрал в грудь воздуха для страшного вскрика, после которого выходец оттуда наверняка рассыплется, а рыцари почувствуют узду... но что-то заставило умолкнуть. Во взглядах рыцарей прочел нечто, что послало по спине неприятный холодок. Этот болван тогда спьяну или сдуру крикнул при всех рыцарях, что отдает свой голос за Томаса, если тот отдаст ему Яру. Томас тогда ответил «Да» и тут же разрубил наглеца от кончика шлема до середины груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25