21 сентября начали переправляться через Волгу в Сталинград. Погрузили нас на баржу, а на середине реки фашисты обстреляли нас из крупнокалиберного пулемета. На наше счастье, все обошлось благополучно, потерь не было. Перед нашей 284-й стрелковой дивизией была поставлена задача занять оборону в районе Метизного завода, мясокомбината и оврагов Банный и Долгий, восточнее Мамаева кургана.
Наш полк двигался по набережной Волги, чтобы запять ..Сорок) и намеченном месте. Госп^дсхво в воздухе было за противником. Десятки самолетов непрерывно бомбили наши позиции. Тогда много погибло, еще больше было раненых.
Гитлеровцы прорвали оборону, и в наш тыл прошли танки, а за ними просочились автоматчики.
С оставшимися в живых солдатами моего взвода мы продолжали движение к намеченному пункту обороны и вступили в бой. Навстречу двигались два немецких танка. Первый танк был удачно подорван. Со второго танка гитлеровцы начали отчаянно строчить из пулемета. Я был без каски, и пуля сбила мне пилотку. Подхватил пробитую пилотку и, помню, крикнул ребятам: «Это для музея!»— запрятал ее под гимнастерку на грудь. А оттуда достал морскую бескозырку с лентой Тихоокеанского флота.
Многие моряки нашей дивизии тогда хранили у себя под гимнастерками бескозырки. Бросил в танк бутылку с'горючей смесью, и он загорелся, но справа появился третий танк. Я попытался бросить в него гранату, но оступился, и танк сбил меня, отбросив в окоп. Сильно контузило.
Не знаю, сколько я пролежал там, в окопе, но он спас меня. Танк проутюжил окоп и проскочил, а я лежал без сознания, полузасыпанный землей. Потом очнулся и помню, что кто-то меня повел на переправу к Волге. Так я оказался в полевом госпитале в хуторе Бурацком, на левом берегу Волги. Я полностью потерял зрение, и меня мучили сильные головные боли. Но человек я был молодой, здоровый, и скоро дело пошло на поправку. Вернулось зрение, ушибы и помятая рука стали заживать, а потом ведь и лежать в госпитале рядом с фронтом, где бьются твои товарищи, совесть не позволит. И скоро я оказался опять на правом берегу, в Сталинграде.
Когда меня увидели живого мои товарищи, они удивились.
— Ведь твой взвод и ты... все вы погибли...
Я ответил, что вот он я, жив. И еще пошутил: «Тихоокеанские моряки так сразу не умирают». И достал из-под гимнастерки бескозырку: «Вот «талисман» меня и спас».
В полку мне временно дали должность командира взвода полковой разведки. Я выполнял задания командира полка. Однажды командир полка вызвал меня и говорит: «Нужно сейчас, немедля, в дневное время, перебраться на левый берег Волги и завтра сюда пополнение». Это была почти невыполнимая задача— в дневное время переправляться через Волгу равносильно самоубийству. Вся река здесь строго контролировалась противником. Немцы открывали огонь даже по одинокому бревну, плывущему по Волге.
Но приказ есть приказ И вот я и два сержанта подошли к Волге, нашли лодку, вычерпали касками воду. Подобрали палки вместо весел. Ребята говорят: «Страшно».
— На войне везде страшно,— отвечаю я.— Задачу надо выполнять.
Достал из-под гимнастерки свой талисман-бескозырку. Натянул на голову.
— Она нас спасет,— подбадриваю ребят.— Моряки ведь.
Поплыли. Пока крутой берег скрывал нас, все шло хорошо, а как только выплыли к середине, нас сразу заметили и начали лупить из спаренных минометов и артиллерии. Гребем. Да где там!
Первый залп ударил метрах в двадцати — тридцати от нас, колыхнуло сильно волной, но удержались. Второй — рядом Лодку вместе с нами подняло вверх, перевернуло, и мы выпали из нее. Немцы подумали, что уничтожили нас, и больше огня не открывали.
А мы в это время собрались возле перевернутой лодки и вплавь вместе с нею и под ее прикрытием не спеша стали добираться до левого берега. Когда почувствовали под ногами берег, дружно побежали в укрытие. Немцы обнаружили наш обман. Залп фашистов угодил прямо в лодку, и она разлетелась в щепки. Но мы уже добежали до укрытия и были невредимы.
К вечеру получили пополнение — 450 человек, а ночью должны были начать переправляться через Волгу.
Примерно в час ночи мы погрузились на паром, и маленький катерок потащил нас через реку. Немцы обстреливали реку и ночью, но такого прицельного огня, как днем, они уже не могли вести. Мы плывем, вокруг рвутся снаряды и мины Кажется, уже доплыли до середины, когда в паром, в его носовую часть, попал снаряд. Паром начал крениться и тонуть. Мы стали выпрыгивать в воду А немцы увеличили огонь. Начиналось утро, много солдат было ранено и утонуло. Но все же пополнение прибыло в истекающий кровью Сталинград.
На берегу мы вылили воду из сапог, выкрутили обмундирование, привели оружие в боевую готовность. Привел я пополнение в свой полк, связные развели солдат по подразделениям. Мне тоже выделили группу бойцов, и мы получили боевое задание: выдвинуться в сторону оврага, откуда прорвались танки, и до батальона пехоты. Тогда мы подбили тоже два танка и отсекли автоматчиков.
Помню бойцов, которые участвовали в уничтожении танков. Среди них были Дяченко, Степанов, Калянов.
Закончив бой, мы стали продвигаться возле одного дома, чтобы занять новые позиции. С крыши застрочил автоматчик. Заместитель командира роты Габдыня Л.П. бросил в слуховое окно гранату, и автоматчик замолчал.
Мы полезли на чердак и обнаружили за дымоходом «лежак». На нем устроился огромного роста гитлеровец. Заметив нас, он попытался выстрелить, но кто-то выбил у него автомат, и мы пленили его. И сразу свирепый детина стал другим. Он вынул из кармана фотографию жены и детей: мальчика и девочки лет 4—5 и на ломаном русском языке стал что-то объяснять и просить пощады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19