Все ж таки мечтою мамы были не постолы, а башмаки. Добротно сшитые сапожником, из добротной кожи... Вот потому-то, идя домой из школы, мы с завистью поглядывали на великанский, из жести вырезанный и раскрашенный башмачок, болтавшийся на проволоке, как приманка, у сапожника перед дверью маленькой мастерской.
Но жестяной башмак поскрипывал себе, а мы ходили в проклятых резиновых постолах. Говорю «проклятых» не потому, что затаил на них злость и обиду, что допекли и доняли они меня. Не знаю, где ж еще на всем великом белом свете носили такие резиновые постолы? Сдается мне, что тут у нашего Ирмана не было ни завистника, ни конкурента на патент выделывать резиновые постолы. Кстати, к слову скажу, что не одно Дубовое обувало их в тридцатые годы. Может, где-нибудь и кто-нибудь на тех постолах и разжился, разбогател, наш Ирман — нет. Вот было бедное время!
А все-таки и башмаки запомнились мне.
Из тех мест в Чехии, где батько был на заработках, пришло домой письмо. Прочитала его мама и вся засветилась от радости. Прижала нас к себе, словно должно было случиться что-то большое.
— Слушайте, детки, что вам тату пишет, — призвала она нас к вниманию и начала читать. Может, она думала, что так придет к нам самая большая, взаправдашняя радость, что так мы вроде сами поговорим без
хлопцев бокончи (грубые башмаки). Только пускай берегут их, по грязи не ходят, чтобы послужили им долго — ты-то знаешь, как тяжело и горько заработать грош...»
Дальше она уже не читала. Может, что-то сдавило горло, а может, дальше все только для нее было написано. Но напутственно и поучая промолвила спустя минутку, не выпуская нас из своих объятий: — Молитесь за тату, чтоб здоров был, да чтобы дороги его счастливы были...
С того дня мы уже не могли дождаться, когда наконец заявится в Дубовое благодетель Петро Багай. Тот самый, который взялся доставить нам овеянные мечтами башмаки.
День настал. Багай вернулся. Да только без башмаков. Явился в нашу хату на околице зеленого села с пустыми руками. Сидел на длинной лавке под стеной и что-то мямлил про то, как прикорнул дорогою... А тут какой-то лиходей подкрался, разрезал полотняную суму да наши башмаки и вытащил... Мы слушали и онемело глядели на долговязого, небритого, такого неприветливого к нам Петра Багая. В хате он после этих вестей не задержался, пошел себе. А мы с мамой долго еще сидели молча и не знали, что и сказать.
Из немой тишины нас вывела соседка. Пришла, наверно, для того, чтобы маму выслушать и поделить с нами наше несчастье. Слушала, слушала соседка, а потом вдруг как холодной водой нас окатила:
— А ты, милая, так и поверила, что Багай сказал тебе святую правду?
— Да как же не поверить, коли ему и суму разрезали? — Мама никак не могла согласиться с соседкой.
— То-то и оно, что Багай те башмачки продал, а суму разрезал, чтоб свалить на вора и знак иметь... Эге! Багаев батько, коли овец пас, заколол одну — мяса ему на половине захотелось. Так он рога с копытами оставил на знак, что волки ее задрали... Э, яблочко от яблони... каков корень — таково и семя, — убеждала соседка маму.
Мы ничего не понимали. Одно нам оставалось: резиновые постолы да сны про башмаки от батьки. Правда, мама подошла к нам, погладила и молвила:
— Не печальтесь. Только б наш батько здоров был. Он вам башмаки купит... Еще лучше будут... Так оно и вправду сталось,
В годы самой большой нужды на Верховине из Чехии и Моравии присылали в школу помощь — ношеную одежду и обувь, белье, карандаши, тетради... Это была так называемая акция поющи бедным ученикам Закарпатья.
В наш класс внесли целую груду одежд и башмаков. Сложили все эти сокровища на пол, и учитель принялся разглядывать учеников, будто прикидывал, кто ж из сельских девчат да хлопчиков всех хуже одет обут и что кому лучше придется. Я на последней скамейке потупил голову, ничего не ждал и ни на что не обращал внимание. Были и победнее меня.
— А ну, Иванко, поди сюда! — вдруг позвал меня учитель.
Недоверчиво я поднялся, пошел к столу. Учитель уже держал добротные из красной жесткой кожи башмаки, как держат тяжело добытое драгоценное сокровище или трофей.
— Это будет тебе! Возьми! Вот тут к ним и носки! — Из кучи разной мелочи учитель взял теплые синие носки.
Дома башмаки пошли по рукам, все любовались, восхищались ими, хвалили за прочность, добрым словом поминали учителя. Особенно тут ценилось его внимание...
После того как все в подробностях обговорили, взялся я примерять обувку — такова была воля всех. Стало очевидно, что с тонкими синими носками башмаки будут велики. Нашли на печке домашние капчуры. Но и их было недостаточно, чтобы обувь держалась на ноге.
— Может, еще и онучами ноги обмотать? — подал кто-то совет.
Но все быстро сошлись на том, что надевать, онучи к таким шикарным башмакам смех да и только. Пошутили, поговорили, батько веско, со значением промолвил:
— Не беда, сынку, что велики. Вырастешь да и пойдешь в них пан паном. А теперь чего ж их портить — только порвутся даром, раз не по ноге тебе.
Так на том и порешили.
Башмаки были поставлены на полку, шедшую по-над
дверьми и окном, до самого угла. На ту самую полку, что служила нам в хате для всякого разного хозяйственного инвентаря: молотков и гвоздей, маминых спиц для вязания, клубков и ниток.
По утрам, чуть только открыв глаза, прежде всего я смотрел на полку; там ли башмаки?
А они стоят чинно-дружно, ну что владетельные князья.
Каждую неделю с них непременно смахивали пыль, чтобы, не дай бог, не разъела кожу, в них наталкивали тряпок, чтобы не покоробились...
Радость пришла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25