На восемнадцатый день Луны Первых Щенков мы вышли из Эстпорта. Три дня спустя на нас обрушился первый шторм. Я узнал о кораблях и морском деле столько, сколько никогда не предполагал узнать — как на палубе, так и под ней. Команда Браннуна состояла из шумных и задиристых парней, типичных сулкарцев, но они были искусными моряками и, как мы в свое время узнали на собственном горьком опыте, отважными воинами. Каждый раз, когда я оказывался на палубе, от меня ожидали какой-либо помощи, и потому я при малейшей возможности предпочитал оставаться в трюме.
Впрочем, даже там я не мог полностью уединиться.
Едва закончился первый шторм, Браннун вошел в мою кабину со счетными палочками и документами в руках и бросил их на мою деревянную койку.
— Разберись-ка с этими грузовыми накладными, — приказал он. — Вряд ли твоему учителю понравится, что ты впустую теряешь время, когда у тебя столько возможностей набраться опыта.
Я с удовольствием сказал бы ему, что для подобной работы у меня есть управляющий, но, чтобы не выдать себя, постарался навести некоторый порядок среди исписанного неразборчивым почерком бумажного хаоса.
Когда Браннун вернулся несколько часов спустя, я сообщил ему, что, судя по счетным палочкам, в его трюме недостает четырех тюков шерсти — по сравнению с почти нечитаемыми грузовыми накладными.
— Вы, торговцы из Долин, — заявил Браннун, — вечно помешаны на точных подсчетах. — Он опять хлопнул меня по плечу так, что у меня застучали зубы, и проревел:
— Идем, пообедаем у меня в каюте! Там и обсудим, как правильно вести бухгалтерию.
Именно во время этого обеда я едва себя не выдал, Когда мы ели какую-то, вполне приемлемую на вкус, вареную рыбу, я заметил большую крысу, высунувшую голову из-за деревянного шпангоута, изгибавшегося вдоль стены. По привычке, прежде чем я успел что-либо сообразить, моя рука потянулась к висевшему на поясе ножу и метнула его в крысу, пронзив гнусную тварь насквозь.
Браннун набрал в грудь воздуха и пристально посмотрел на меня.
— Где ты научился так швырять нож, ученик? — прорычал он.
Проклиная себя за то, что позволил моим мускулам действовать помимо моей воли, я, стараясь выглядеть как можно более униженно, поведал ему о своем мнимом горьком прошлом.
— Несколько лет я был рабом в одном из ализонских замков, — объяснил я. — Замок этот просто кишел грызунами. У ализонцев нет таких чудесных животных, как ваши кошки, и потому нас, рабов, заставляли уничтожать каждую, попавшуюся на глаза крысу, именно таким способом. Прошу прощения за то, что обнажил нож без твоего разрешения.
Браннун расхохотался и так стукнул меня по плечу, что я чуть не свалился со скамьи, которая, как и стол, была прикреплена к палубе деревянными гвоздями.
— Разрешения? — проревел он. — Если бы я мог так ловко и метко бросать нож! Мне потребовалось несколько лег, чтобы обучиться искусству метания топора — и пока я не увидел твоего броска, я восхищался собственной ловкостью. Ты должен показать моим парням, как ты это делаешь! Я вижу, ты так наловчился за все те годы, что реагируешь на любое движение, едва заметив его краем глаза. Будь, пожалуйста, осторожнее, и не прибей ненароком нашу корабельную кошку или кого-нибудь из матросов ростом пониже. Мы теперь будем звать тебя не иначе как Казиар-Быстрый-Нож!
После этого случая, который мог окончиться весьма печально, я старался следить за всеми своими движениями, так же как и за своим языком. Подобная вынужденная бдительность и долгие часы заключения в каюте выводили меня из себя. Как ни странно, некоторое облегчение принесла мне корабельная кошка, с которой я познакомился на следующее утро после истории с крысой.
Я вышел на палубу, чтобы размять ноги, когда мимо торопливо прошел Браннун; казалось, он все время куда-то шел, наверх или вниз, на нос или на корму. Заметив меня, он остановился и воскликнул:
— А вот и наша кошка — мы зовем ее Морская Пена — лучший в мире крысолов. Дай ей несколько недель, и у нас на корабле будет куда меньше движущихся мишеней, вводящих в искушение твой нож.
Повернувшись, я увидел большую, кремового цвета кошку, которая смотрела на меня янтарными глазами.
Не зная, как принято вести себя с подобными животными, я присел и протянул ей руку, давая понюхать, как я обычно поступал с незнакомым псом. Кошка наклонила голову, затем проворно подошла ближе по наклонной палубе и потерлась о мои сапоги.
— Ты ей нравишься, парень! — одобрительно прогремел Браннун. — Морская Пена отлично разбирается в людях — наверняка, она признала в тебе собрата-крысолова!
В оставшиеся дни моего путешествия Морская Пена часто приходила ко мне в каюту, иногда сворачиваясь клубком на койке, иногда даже сидя у меня на коленях и мурлыча, словно настоящий пес, — исключительное в своем роде животное.
Кроме четырех, еще более суровых, штормов, нас задерживал в пути неблагоприятный ветер, но, когда подошла к концу Луна Волколака, пустынная линия горизонта на фоне водной глади сменилась долгожданными неровными очертаниями суши. Мы провели в море тридцать четыре дня — по моей оценке, поскольку во время самого страшного шторма мне трудно было определить, когда кончался день и начиналась ночь.
За время нашего плавания неизмеримо выросло мое уважение к капитану Браннуну и его команде — и вместе с ним убежденность в том, что путешествие по суше куда приятнее морского. Мысль о неподвижной земле под ногами или даже о стремительно несущейся лошади привлекала меня все больше. Я готов был поведать мою историю о поисках ламантинового дерева торговцам в Веннеспорте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79