Он устало присел на камень и зубами вытащил затычку из бутылки. Сделав несколько глотков, заел легкое вино жирным сыром. На хлеб он только поглядел, но есть его не стал - решил поберечь. "Смертник", - весело подумал он о себе, и тут его слуха коснулся далекий рев машин.
Никонов распихал по карманам хлеб и бутылку, осторожно двинулся навстречу этому реву. Скоро он увидел с, вершины сопки длинную ленту шоссе, а в отдалении - желтенький домик кордона. Он вспомнил: это был тот самый кордон, с которого их обстреляли в ту памятную ночь, когда они пробирались к бухте Святой Магдалины.
Два немца в мундирах нараспашку рубили дрова. Их голоса в чистом утреннем воздухе доносились до сержанта, и он подумал: "Их двое... Вот именно здесь я и добуду себе шмайсер. Но с двоими не справиться. Я обожду, когда на кордоне останется только один..."
Он посмотрел на свои черные от грязи, распухшие от холода руки. Пошевелил пальцами. Странно, но это было так: руки не мерзли, пока он носил оружие, - оружие согревало его!
Первая тревога
Корабельный кот, которого звали Прорвой, ходил злющий и шипел на Мордвинова. Сбылась поговорка: отошла коту масленица, - вместо ароматных кусков рыбьей печени ему теперь наливают в баночку жидкого супу.
Мордвинов технику дальномера осваивал быстро и был на хорошем счету у Пеклеванного, но свои обязанности санитара понял своеобразно. Однажды он подхватил пушистого Прорву под мышку и вместе с котом появился на пороге корабельного лазарета.
- Это что? - спросила Варенька.
- Вам, - ответил Мордвинов.
- Зачем?
- А он породистый.
- Я люблю собак.
- Достать?
- Не надо.
Мордвинов погладил кота, задумался.
- Можно и обезьяну, - предложил он.
Доктор фыркнула:
- Это как же? Из джунглей?
- У союзников. За пол-литра.
- Нет, избавьте...
Она отвернулась к столу и, не обращая внимания на матроса, продолжала что-то писать. Лицо у нее, как показалось Мордвинову, было недовольное, почти злое.
- А что же мне тогда делать? - спросил он. - Я думал, что вам здесь скучно. Вот... принес, - он опустил кота на пол.
Китежева вдруг резко повернулась к нему.
- Вы что? - почти выкрикнула она. - Только что появились на свет? Лазарет надо оборудовать заново, а вы где-то гуляете. Ни разу даже на глаза не показались. Наконец появились и - нате вам! - принесли мне кошечку... А кто будет красить переборки? Кто будет подвешивать койки? Вы просто пользуетесь тем, что я женщина и не умею приказывать, как это делает лейтенант Пеклеванный...
Мордвинов молча вышел. Обратно вернулся с ведром белил и кистью. Сделав из газеты шутовской колпак, он надел его на вихрастую голову и стал прилежно красить переборки. Потом заново перетянул коечные сетки, чтобы они не провисали, и, оглядев корявую палубу, спросил:
- Сульфидин у вас есть?
- Есть, - ответила Китежева, отчищая бензином локоть своего кителя: она уже успела запачкаться. - А вам зачем сульфидин?
- Это не мне, это - вам... Я знаю одно место, где мне за сульфидин дадут две автомобильные шины. Шины я выменяю на тушенку. Тушенка пойдет за ведро тавотного масла. А тавот я обменяю на линолеум. Вы ведь - женщина, у вас жилье должно быть лучше, чем у нашего брата...
К вечеру он притащил на своей спине большой рулон замечательного американского линолеума. Когда он раскатал его по каюте, Варенька увидела, что теперь пол - не просто корабельная палуба, а целый сад: в гущах тропической листвы расцветали невиданные цветы, и хвост павлина распустился под самым трапом...
- А вы, - сказал Мордвинов, - напрасно кота не взяли. Для полного уюта вам теперь как раз кота не хватает...
Однако судовой кот в тот же вечер позорно бежал с корабля; как объяснял боцман Хмыров - не выдержал грохота. И это вполне возможно: корпус корабля целый день гудел от работы пневматических молотков, глушивших в его бортах расшатанные штормами заклепки.
Работы было много не только судоремонтникам; все матросы помогали устанавливать на боевых постах новые приборы, вели монтаж дополнительной электросети, кочегары перебирали в котлах трубки, машинисты во главе с Лобадиным чинили двигатель. Все как-то заметно похудели, даже у молодежи пропал тот особый морской шик, который всегда отличает моряка от берегового человека.
И только лейтенант Пеклеванный неизменно появлялся на палубе опрятно одетый, гладко выбритый и даже благоухающий одеколоном. Внешне безучастный ко всему, что происходило на корабле, он вникал во все подробности переоборудования, ежедневно обходил все отсеки, и горе тому, кто двигался медленно или нерадиво относился к работе, - такие попадали под "фитиль" Пеклеванного.
Но, как ни странно, выбираясь даже из самого захламленного трюма, лейтенант сохранял свой прежний опрятный вид, - грязь, казалось, вовсе не приставала к нему, и это командой "Аскольда" было оценено по достоинству.
Одно только в помощнике Рябинина не нравилось некоторым матросам.
"Очень уж строг, дерет, словно рашпиль какой-то по железу", - часто жаловался Хмыров, которому, как неопытному боцману, попадало от лейтенанта больше всего.
А однажды Ставриди, ухмыляясь, подошел к Найденову:
- Хочешь, загадку тебе задам?
- А ну? - согласился тот, устало откинув на затылок новенькую мичманку: теперь он уже не бригадир - старшина второй статьи, первым носовым орудием командует.
- Стоит наш "Аскольд" на рейде. И вдруг ни с того ни с сего на левый борт накренился. Что произошло?
Алексей, подумав, сказал:
- Некогда мне, - видишь, казенник вычистить надо, а то бы я отгадал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50