Самое верное средство – быть невзыскательной. Но ты никогда не была невзыскательной. Ты хотела только одного, но жаждала его всей душой и не отказалась от этого, даже когда увидела, что ничего не добьешься. С этаким упрямством будь счастлива, если можешь.
Посидев немного, она встала и пошла обратно. Аллеи были все так же пусты. Сырость и запах гниющих листьев. Летом тут полно народу, а сейчас весь сад – твой. То, чем другие пренебрегают, всегда в избытке. Может, в этом и есть рецепт того, как быть довольной жизнью? Привыкни к тому, чего не едят другие, и будешь всегда сыта. Радуйся одиночеству. Вкушай с удовольствием неприятности. И смотри на разочарования как на экзерсис для нервов.
Она пришла домой вовремя, то есть когда гнев Мими поутих.
– Я эту паршивку аж дома разыскала… Надо же встать в воскресенье ни свет ни заря, чтобы вывернуть пробки! Вам что, говорю, платят за то, что вы людям гадости делаете? Я, говорит, выполняю свой долг, а вы свой выполняйте. Вы должны предупреждать, говорю, я на вас жаловаться буду. А она: сколько раз мне вас предупреждать! «Сколько раз» – представляешь! Один раз всего заявилась, и уже «сколько раз». Я швырнула ей деньги на стол, но такой скандал закатила…
Лампочка в нише над шкафом горела – результат скандала был налицо. Шторы были отодвинуты. От этого стало еще виднее, какой у них в комнате разгром. На Мими нечего надеяться, она так и будет жить в грязи, даже не подумает убираться.
Сквозь прозрачный тюль зеленой занавески нетрудно было заметить двух соседок в доме напротив, наблюдающих за тем, что творится на белом свете, и особенно за зеленой занавеской, скрывающей не иначе как содом и гоморру.
– Если б у этих сорок вместо глаз было по сверлу, наше окно давно бы превратилось в решето, – пробормотала Мими.
Она встала с кушетки и направилась к нише.
– А ты куда это бегала с утра пораньше? Полежи немножко, отдохни, у тебя вечером спектакль.
Виолетта, не отвечая, постелила одеяло, закуталась в шаль и улеглась на кровати.
– Хочешь кофе?
– Нет, не хочу. Я уже пила.
– С кем?
– С педагогшей.
– С этой змеей? Господи, Фиалка, тебя в гадюшник посади, ты все равно будешь довольна.
Мими принялась варить кофе, а Виолетта, прикрыв глаза, постаралась расслабиться. И, похоже, расслабилась больше, чем нужно, потому что, когда она проснулась, в комнате было темно, и Виолетта с ужасом подумала, что опоздала на спектакль. Но часы показывали только пять, просто Мими задернула шторы и, в свою очередь, заснула.
До семи оставалось еще два часа. Как раз столько, сколько нужно, чтобы спокойно, не спеша, приготовиться к спектаклю – загримироваться, разогреться, сделать небольшой экзерсис, потом надеть костюм и, наконец, самое тягостное – ждать.
Она встала, умылась, надела темно-синее пальто, взяла сумку с боевым снаряжением и серой собачкой и отправилась навстречу испытанию.

* * *

– Победу-то надо отметить? – сказал Васко.
– Естественно, ты же обещал, – ответила Мими. – Надеюсь, что, кроме желания, ты располагаешь и необходимыми средствами.
– Насчет этого не волнуйся.
Они шли втроем по коридору к артистической, по этому неприглядному коридору, с серыми, как в казарме, стенами, им шли навстречу или обгоняли их балерины, одни уже в пальто, другие еще не успевшие переодеться. Обычная суета после спектакля, все спешат из театра, словно опасаясь, что – несмотря на множество огнетушителей – в нем вот-вот вспыхнет пожар.
Наконец испытание позади. Просто невероятно – кончилось испытание, нет надобности стоять, замирая от страха и стараясь подавить его.
Спектакль прошел хорошо. Сверх всяких ожиданий. Балетмейстер остался доволен, что все прошло так хорошо, и даже рискнул выразить это вслух, Что же касается директора… Ты видела его в ложе позади гостей, видела, что сначала он сидел как на иголках, а потом вздохнул с облегчением, когда роковая кода осталась позади и полились звуки венгерского танца. Все прошло хорошо. Просто невероятно.
– Может, ты соизволишь наконец разгримироваться? – услышала она голос Мими. – Я уже готова. Мы с Васко ждем тебя внизу.
Виолетта сидела на своем месте в артистической, устало опустив голову и скрестив руки на коленях, как скрещивают старухи, и так глубоко задумалась, что забыла, что ей надо делать. А ей ничего не надо было делать. Ведь испытание позади. Просто странно, как пусто становится на душе, когда тебе уже ничего не нужно делать.
– Не ждите меня, – сказала она устало.
– Почему? Разве мы не будем отмечать победу?
– Без меня. Я страшно устала.
– Я тоже устала, но это – не причина.
– По-моему, у меня температура.
– Не исключено… При твоем адском напряжении…
Мими посмотрела на нее, хотела что-то добавить, но передумала. Взяла сумку и пошла к двери:
– Во всяком случае, если будешь чувствовать себя лучше, мы – в ресторане.
Наконец одна. Теперь, когда уже нечего делать, хотя ведь было еще что-то… что-то… Ах да, позвонить отцу.
Она подняла голову и посмотрелась в зеркало. Худое бескровное лицо с большими серыми глазами. Когда-то они были голубыми, но потом стали серыми оттого, что ты долго пристально всматривалась во что-то очень светлое или очень далекое.
Она достала туалетное молочко и машинально начала намазывать лицо, свое худое бескровное лицо, о котором одни говорят, что у тебя тонкие черты, а другие, что ты походишь на смерть. Еще немного посидев, она медленно и аккуратно принялась снимать ватой грим. Потом встала, чтобы снять пачку. Черную пачку.
Наряд Черного лебедя.
Спустилась вниз в будку вахтера позвонить отцу:
– Папа… Я тебя не разбудила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33