Он чувствовал, что если сейчас же не сделает того, что сделал 509-й, то будет поздно, и он послушно, как автомат, исполнит любой приказ.
— Я тоже не подпишу, — пролепетал он.
Вебер ухмыльнулся.
— Смотри-ка! Еще один… Прямо как в старые добрые времена!
Бухер даже не успел почувствовать удара. Его мгновенно проглотила черная ревущая бездна. Очнувшись, он увидел над собой Вебера. «509-й… — подумал он тупо. — 509-й на двадцать лет старше меня. С ним он сделал то же самое. Я должен продержаться!» В ту же секунду какой-то свирепый дракон впился железными когтями в его плечи, обдав их невыносимым жаром из огнедышащей глотки, и все вновь пропало.
Во второй раз он очнулся уже в другом помещении, лежа на цементном полу, рядом с 509-м. Откуда-то издалека, словно сквозь шум прибоя, доносился голос Вебера:
— Я мог бы заставить кого-нибудь расписаться за вас и весь разговор. Но я не сделаю этого. Для начала я спокойно, не спеша, сломлю ваше упрямство. Вы сами подпишете. Вы будете ползать на коленях и умолять меня, чтобы я позволил вам подписать бумагу. Если, конечно, вы еще в состоянии будете это сделать.
Голова Вебера четко выделялась на фоне видневшегося в окне неба. 509-му она показалась огромной. Эта голова означала смерть, а небо за ней — жизнь. Жизнь! Плевать, какая! Разбитая, вшивая, окровавленная — прожить еще хоть час, хоть минуту, несмотря ни на что! Но тут опять навалилось деревянное бесчувствие, крохотные милосердные огоньки нервов вновь погасли, погрузив его в спасительный мрак. «Зачем я сопротивляюсь? — тяжело подумал кто-то за него, когда он опять пришел в себя. — Какая разница, забьют ли меня здесь насмерть, или я подпишу и меня отправят на тот свет с помощью шприца, быстрее, чем здесь, и без боли?..» Потом он услышал свой собственный голос, которым говорил кто-то другой:
— Нет… я не подпишу… можете забить меня насмерть…
Вебер рассмеялся:
— Да-да, тебе бы, конечно, очень этого хотелось, скелетина! Чтобы все поскорее кончилось, верно? Не-ет, «забить насмерть» — эта процедура у нас длится неделями. А мы только начинаем.
Он опять взял в руку ремень с пряжкой. Первый удар пришелся 509-му в переносицу. Глаза остались целыми: они слишком глубоко ввалились. Второй рассек губы. Они треснули, как сухой пергамент. После двух-трех ударов пряжкой по черепу он снова потерял сознание.
Вебер отодвинул его в сторону и принялся за Бухера. Тот пытался уворачиваться от ударов, но был слишком неповоротлив. Вебер попал ему по носу. Он скорчился, и тот ударил его ногой в пах. Бухер закричал. После этого он еще успел почувствовать, как пряжка несколько раз впилась ему в затылок и шею, и провалился в бушующую мглу.
Он смутно слышал чьи-то голоса, но глаза не открывал и не шевелился. Он знал, что пока он не подает признаков жизни, бить его не станут. Голоса неслись над ним нескончаемым потоком. Он пытался не слушать их, но они становились все отчетливее и все глубже проникали в его сознание, все больнее впивались в его мозг.
— Сожалею, господин доктор, но если люди не хотят… Вы же видите, Вебер пытался их убедить!
Нойбауер был в прекрасном расположении духа. Результат превзошел все его ожидания.
— Кстати, это вы его об этом попросили? — спросил он у Визе.
— Разумеется, нет.
Бухер попробовал осторожно приоткрыть глаза. Но они плохо слушались его; оба века подпрыгнули вверх, как у куклы с открывающимися глазами. Он увидел Визе и Нойбауера. Потом он заметил 509-го. Тот тоже лежал с открытыми глазами. Вебера в комнате не было.
— Разумеется, нет! — повторил Визе. — Как цивилизованный человек я…
— Как цивилизованный человек, — перебил его Нойбауер, — вы хотите забрать этих людей для своих экспериментов, не так ли?
— Это необходимо для науки. Наши опыты помогут сохранить десятки тысяч других жизней. Неужели вы не понимаете этого?
— Понимаю. А вы — неужели вы не понимаете, что вот это все — вопрос дисциплины, не менее важный вопрос?
— Каждый судит со своей колокольни, — надменно произнес Визе.
— Конечно, конечно. Мне очень жаль, что я не смог сделать для вас больше. Но у нас не принято заставлять заключенных делать то, чего они не хотят делать. А эти двое, похоже, не торопятся покидать лагерь. — Он повернулся к 509-му и Бухеру. — Значит, вы хотите остаться в лагере?
509-й беззвучно пошевелил губами.
— Что? — грозно переспросил Нойбауер.
— Да, — ответил 509-й.
— А ты?
— Я тоже, — прошептал Бухер.
— Вот видите, господин капитан! — улыбнулся Нойбауер. — Людям нравится здесь. Тут уж ничего не поделаешь.
Визе не ответил на улыбку.
— Дурачье! — презрительно бросил он в сторону 509-го и Бухера. — На этот раз речь действительно шла о простых опытах по искусственному вскармливанию.
Нойбауер выпустил облако дыма из рта.
— Тем лучше — двойное наказание, за несоблюдение субординации. Впрочем, если хотите, можете попробовать еще раз, может быть, вам удастся найти еще двух добровольцев, господин доктор.
— Благодарю вас, — холодно ответил Визе.
Проводив капитана, Нойбауер вернулся в комнату, окутанный синим облаком табачного дыма. 509-й почувствовал его запах и вдруг ощутил в легких жгучую, немилосердную потребность в никотине. Она, казалось, не имела к нему самому никакого отношения; это была какая-то чужая, посторонняя потребность, которая словно когтями впилась в его легкие. Сам того не замечая, он глубоко дышал, стараясь уловить хоть крохотную часть этого дыма, и одновременно следил краем глаза за Нойбауером. Он никак не мог понять, почему их не отправили с Визе. Наконец, его осенило. Было только одно объяснение: они отказались выполнить приказ офицера СС и должны теперь за это подвергнуться публичному наказанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124