Я не утверждаю, что
произошло именно это, - просто говорю, что сходство есть.
- И что же?
- Да то, что это дает нам нашу отправную точку. Пора переходить к
a+%$cni%) фазе расследования. Пожалуйста, соберите сегодня всех археологов.
Я хочу поговорить с ними.
- Поочередно или со всеми вместе?
- Сначала со всеми вместе - а там посмотрим.

Но ученые были разбросаны по всей огромной зоне раскопок, поскольку
каждый занимался своим проектом, и Магадоне Самбиса упросила Валентина не
созывать их до конца рабочего дня. Пока отыщут их всех, говорила она,
наступит самое знойное время дня, и им придется тащиться по руинам в самую
жару, вместо того чтобы переждать ее в каком-нибудь темном погребе.
Начальница просила дать им закончить дневную работу и встретиться с ними на
закате.
Это выглядело разумно, и Валентин согласился.
Но сам он оказался не в силах терпеливо дожидаться заката. Это убийство
потрясло его до глубины души. Вот еще один симптом зла, пришедшего в мир уже
при его жизни. При всей своей огромности Маджипур долго был мирной планетой,
где жизненных благ хватало на всех и преступления всякого рода случались
крайне редко. Но на памяти ныне живущих произошло убийство коронала
Вориакса, а за этим последовал дьявольский заговор, на время лишивший трона
преемника Вориакса - Валентина.
И, как теперь стало известно всем, за обоими этими злодеяниями стояли
метаморфы.
Когда Валентин вернул свой трон, метаморф Фараатаа поднял восстание,
принесшее с собой чуму, голод, всемирную панику и великую разруху. В конце
концов Валентин покончил с мятежом, лично лишив Фараатаа жизни; мягкий по
натуре, он смотрел на этот подвиг с ужасом, но все-таки совершил его, потому
что так было надо.
А когда Валентин, став понтификом, положил начало новой эре мира и
гармонии, на него обрушивается зверское убийство всеми любимого и уважаемого
ученого-метаморфа. Гуукаминаан убит здесь, в городе, священном для самих
метаморфов, во время раскопок, которые Валентин и начал-то для того, чтобы
продемонстрировать уважение человеческого населения Маджипура к столь долго
угнетаемым аборигенам. И все, по крайней мере на данной стадии, указывает на
то, что убийство совершил другой метаморф.
Но ведь это безумие.
Быть может, Тунигорн прав и все это - следствие какого-то древнего
проклятия. Валентину тяжеловато было это проглотить - он не верил в такие
вещи. И все же... все же...
Он беспокойно бродил среди руин в самые жаркие часы, увлекая за собой
своих несчастных спутников. Зеленовато-золотой глаз солнца беспощадно глядел
вниз. Воздух дрожал от зноя. Мелкие кусты с кожистыми листьями, растущие на
руинах, скукожились под палящими потоками света. Даже бес численные ящерицы
унялись и перестали шмыгать туда-сюда.
- Можно подумать, что нас перенесли в Сувраэль, - сказал Тунигорн,
отдуваясь, но не покидая понтифика. - Это климат пустыни, а не нашего
благодатного Альханроэля.
Насимонте сардонически усмехнулся.
- Еще один пример зловредности перевертышей, любезный мой Тунигорн. В
былые времена вокруг города росли зеленые леса, и воздух был свеж и
прохладен. Но потом реку обратили вспять, леса засохли, и здесь не осталось
ничего, кроме голого камня, который днем впитывает жару и хранит ее, как
губка. Спросите нашу археологиню, если мне не верите. Этот край намеренно
обратили в пустыню, чтобы наказать грешников, которые жили здесь.
- Тем больше причин убраться отсюда, - проворчал Тунигорн. - Но делать
нечего: наше место рядом с Валентином, ныне и присно.
Валентин почти не обращал внимания на то, что они говорили. Он брел
бесцельно от одного заросшего переулка до другого, мимо упавших колонн и
разрушенных фасадов, мимо пустых скорлупок того, что было раньше лавками и
тавернами, мимо величественных некогда дворцов. Здесь не имелось табличек, и
Магадоне Самбисы больше не было рядом, чтобы многословно повествовать о
каждом здании. Это были куски погибшего Велализьера, части скелета древ него
метрополией
Даже Валентину легко было представить это место обиталищем призраков.
Стеклянный блеск, идущий от груды поваленных колонн - скребущий звук,
$.-%ah()ao оттуда, где заведомо нет ничего живого - шорох песка, который
движется словно по собственной воле...
- Каждый раз, как я посещаю эти руины, - сказал он Мириганту,
оказавшемуся ближе всех к нему, - меня поражает их древность. Груз истории,
который давит на них.
- Истории, которую никто не помнит, - сказал Миригант.
- Но груз остается.
- Это не наша история.
Валентин одарил кузена презрительным взглядом.
- Это ты так думаешь. Разве история Маджипура - не наша история?
Миригант пожал плечами и промолчал.
Есть ли смысл в том, что я только что сказал, подумал Валентин? Или это
жара действует мне на мозг?
При этой мысли что-то словно взорвалось у него в голове, и перед ним
возникла картина Маджипура во всей его необъятности. Огромные континенты,
многоводные реки, сверкающие моря, непроходимые джунгли и жаркие пустыни,
высоченные леса и горы, населенные невиданными существами, многомиллионные
города. Память Валентина переполнили ароматы тысячи цветов и тысячи специй,
воспоминания о вкусе тысячи тонких блюд и тысячи вин. Бесконечно богатым и
разнообразным миром был этот его Маджипур.
И он, Валентин, по праву наследования и по воле судьбы, сразившей его
брата, стал сначала короналом, а потом понтификом этого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24