сто восемьдесят шесть тысяч миль в се
кунду. Почти девяносто миллионов миль за восемь минут! Ну и возгордился ж
е я Ц таких гордых призраков еще свет не видел. Я радовался, как ребенок, и
жалел, что не с кем здесь устроить гонки.
Не успел я это подумать, как солнце уже осталось далеко позади. Оно имеет м
еньше миллиона миль в диаметре, и я пролетел мимо него, не успев даже согре
ться. И снова попал в кромешную тьму. Да, во тьму, но сам-то я не был темным. Мо
е тело светилось мягким призрачным светом, и я подумал, что похож, вероятн
о, на светляка. Откуда исходит свет, я не мог понять, но время на часах было в
идно, а это самое главное.
Вдруг я заметил неподалеку свет, похожий на мой. Я обрадовался, приложил р
уки трубкой ко рту и окликнул:
Ц Эй, на корабле!
Ц Есть, привет вам, друг!
Ц Откуда?
Ц С Чатам-стрит.
Ц Куда направляетесь?
Ц А вы думаете, я знаю?
Ц Небось туда же, куда и я. Имя?
Ц Соломон Голдстийн. А ваше?
Ц Капитан Эли Стормфилд, бывший житель Фэрхейвена и Фриско. Пристраива
йтесь, дружище!
Он принял мое приглашение. В компании сразу стало веселее. Я от природы об
щителен, терпеть не могу одиночества. Но мне с детства внушили предубежд
ение против евреев Ц знаете, как внушают всем христианам. Ц хотя души мо
ей оно не затронуло, дальше головы не пошло. Но даже если бы и пошло, в тот мо
мент оно бы исчезло, Ц до того я томился одиночеством и мечтал о каком-ни
будь попутчике. Господи, когда летишь в… ну, словом, туда, куда я летел, снес
и в тебе поубавляется и бываешь рад любому, невзирая на качество.
Мы помчались рядышком, беседуя, как старые знакомые, и это было очень прия
тно. Я решил, что сделаю доброе дело, если успокою Соломона и устраню все е
го сомнения. Когда в чем-нибудь не уверен, это всегда портит настроение, я
по себе знаю. Итак, поразмыслив, я сказал ему, что, поскольку он летит со мно
й рядом, это доказывает, куда он летит. Вначале он был ужасно огорчен, но по
том смирился, сказал, что так, пожалуй, даже лучше: ведь ангелы, конечно, не п
римут его в свою компанию, еще прогонят, если он попробует к ним втереться
; так было в Нью-Йорке, а высшее общество, наверно, везде одинаково. Он проси
л меня не покидать его, когда мы прибудем в порт назначения, ему нужна моя
поддержка Ц ведь там у него не будет никого из своих. Бедняга так меня тро
нул, что я пообещал остаться с ним на веки вечные.
Потом мы долго молчали; я не тревожил его, чтобы дать ему привыкнуть к ново
й мысли. Ему это будет полезно. Время от времени я слышал его вздохи, а пото
м заметил, что он плачет. Тут, признаюсь, я рассердился на него и подумал: «Т
ипичный еврей! Пообещал какой-нибудь деревенщине сшить пиджак за четыре
доллара, а теперь пожалел, мол, если бы вернулся, постарался бы всучить ем
у что-нибудь похуже качеством за пять. Бездушный народ, и никаких моральн
ых принципов!» А он все плакал и всхлипывал, а я от этого еще пуще злился на
него и все меньше его жалел. Под конец я уже не сдержался и сказал:
Ц Ну хватит! Черт с ним, с пиджаком! Выбросьте это из головы!
Ц Пиджа-ак?
Ц Ну да. Уж горевали бы о чем-нибудь важном!
Ц Кто вам сказал, что я горюю о пиджаке?
Ц О чем же еще?
Ц Ах, капитан, я схоронил свою маленькую дочку и теперь никогда, никогда
ее не увижу! Я не переживу этого горя!
Ей-богу, он меня как ножом полоснул. Дай мне целую эскадру, я не соглашусь е
ще раз пережить такой стыд за свои гадкие мысли. И я в этом признался ему, п
окаялся перед ним и так себя ругал, так ругательски ругал, что даже его рас
строил и уж перестал говорить Ц половины того, что хотел, не высказал. А о
н принялся умолять меня, чтобы я не говорил про себя таких страшных вещей
и не раздувал истории, ничего, мол, я ошибся, а ошибка не преступление!
Правда, это было великодушно с его стороны? Что, нет? По-моему, да. Я считаю, ч
то из него мог бы получиться отменный христианин, и я ему прямо это сказал
. И если бы было не поздно, я бы жизни не пожалел, чтобы убедить его крестить
ся.
Мы снова заговорили как друзья, и он уже больше не таил своей печали, а изл
ивался мне открыто, а я слушал и слушал с открытой душой, пока она не переп
олнилась. Господи, какое это было горе! Он обожал свою дочку, лелеял, берег
как зеницу ока. Ей было десять лет, она умерла шесть месяцев тому назад, и о
н был рад собственной смерти, так как надеялся на том свете снова заключи
ть ее в объятия и больше никогда с ней не расставаться. И вот погибла его м
ечта. Он потерял свою дочку Ц навсегда. Теперь это слово приоб
рело новый смысл. Я был ошеломлен, подавлен. Всю жизнь мы верим, надеемся, ч
то встретимся снова со своими умершими близкими, ни на минуту в том не сом
неваемся. И это дает нам силы жить. И вот рядом со мной отец, потерявший эту
надежду. Как же я не подумал? Почему не промолчал? Он бы сам потом догадалс
я! Слезы все еще струились по его щекам, из груди рвались стоны, губы вздра
гивали, и он шептал:
Ц Бедная крошка Минни, и я бедный, несчастный!
А я повторял про себя его слова: «Бедная крошка Минни, и я бедный, несчастн
ый!»
Я этого не забыл, это застряло как заноза у меня в сердце. Не раз потом, вспо
миная трагедию бедного еврея, я говорил себе: «Эх, вот если бы я держал пут
ь в рай, тогда я бы поменялся с ним местами, и он свиделся бы со своей дочкой
, пусть меня бог накажет, если я вру!» Вот попадете сами в такое положение, т
огда поймете мое чувство!

ГЛАВА II

Мы болтали еще долго и, сильно уставшие, заснули часа в два ночи; спали кре
пким сном и проснулись, бодрые, освежившиеся, около полудня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19