Увы, глядя на чуть не плачущего кота, я невольно фыркнул, и объект номер од
ин, естественно, принял это мое ехидное фырканье на свой счет. Он словно бы
поперхнулся недоговоренным, закраснелся, как барышня, и вдруг ляпнул:
Ц Господин полковник, разрешите… а вас самого не корежит от всего этого?

Неопределенный тычок оттопыренным большим пальцем куда-то через плечо
явно имел целью объяснить мне, что именно должно бы меня корежить. И я (не б
ез изрядного труда) сообразил-таки: речь идет о голосящем вижне. Тот продо
лжал щедро поливать аллею грохотом, прилязгивающим механическим ревом
да натужными ударами взрывов, Ц передавали не то фильм какой-то, не то пр
ограмму новостей.
Ответить я не успел. И хорошо Ц потому что вопросец оказался куда как неп
рост.
Ц А вот меня Ц корежит! Ц заявил парень с таким отчаянным вызовом, слов
но бы собрался доказывать нашей ученой братии прогрессивный вклад сред
неазиатских деспотий в становление моральных общечеловеческих ценнос
тей. Ц Ковровые бомбардировки, залповые системы корректировки рельефа
местности, орбитальные «метлы»… лазеры загоризонтного поражения… тепе
рь вот еще «землеройки» эти, от которых даже не закопаешься… Во что превр
атилась война?! Когда только-только появились дальнобойные винтовки и н
арезные орудия, кое-кто начал сокрушаться: солдаты перестают видеть жив
ого противника и оттого превращаются в бездушных убийц. А что же нам тепе
рь говорить?! У нас теперь даже на мониторах не люди, не объекты, не техника
Ц звезды-кляксочки! Совмещаем крестик с ноликом, давим клавир, и где-то з
а тридевять земель горный хребет превращается в Марианскую впадину… А м
ы… Во что мы превратились, господа о-фи-це-ры?!
Стыдно признаться, но я чуть не наорал на него. И не только потому, что он уж
чересчур сгущал краски, и даже не потому, что эти излияния очень напомина
ли истерику. Стыдно, стыдно сказать, но меня заело другое.
«Мы… господа офицеры…».
Ах ты, щенок! Всего-то два месяца как погоны нацепил, войну только по вижну
знаешь, а туда же: «Мы»!
Слава богу, хоть вслух это не прорвалось.
А кандидат в первопроходцы тем временем перешел ко второму акту Ц свист
нул на помощь классиков:
Ц «…Люблю лихой хмель атаки и отблеск пожара на звонком клинке! Но не люб
лю я вертеть ручку котлетной машинки, и оттого мне скучно теперь…».
Ц Ты что, по сабельно-штыковой романтике сохнешь? Ц я успел взять себя в
руки, и спросил это, как нужно было спросить, Ц не раздраженно, а с жалостн
ым удивлением.
Ц «Романтика, молчи, горластая ощипанная птица!» Ц буркнул «номер один
» (цитаты Ц они как стрельба длинными очередями: только начни). Ц А почем
у она должна все время молчать, господин полковник? Вот, посмотрите!
Пальцы его судорожно затыкались в клавиатуру, индикатор брызнул багрян
о-золотым лоском щитов, ясным серебром начищенной стали…
Насколько могу судить (а знания мои тут невеликие) это разворачивался дл
я атаки византийский легион. Я вроде бы даже начал узнавать фильм, но карт
инка уже сменилась. Кони, в бешеном галопе подминающие пыльную степь, лаз
урь и золото выстеленных по ветру ментиков, праздничные сполохи на вскин
утых к поднебесью клинках… И тут же новое: четкая пехотная шпалера, белос
нежные мундиры, каски с орлами, каменно-суровые лица, ряд граненых штыков
, безукоризненность которого лишь на краткий миг ломает себя, когда стро
й деловито и споро смыкается над упавшими…
Там было много чего. Какие-то фрески, картины, кадры древних выцветших хро
ник, и снова отрывки нынешних многосерийных видеоэпосов, от которых млею
т домохозяйки и которые вызывают у наших институтских балбесов припадк
и громоподобного ржания в самых драматичных местах. Общим для всех этих
лоскутьев было одно: ощущение какой-то грозно-суровой праздничности. Ве
зде. Даже в черно-белой пленочной допотопщине, где движения эпилептичес
ки суетливы и дерганы.
Что и сказать Ц ошарашил он меня. Нет, я, конечно, знал все, что мне полагало
сь знать: и про его членство в военно-исторических клубах, и про всякие-ра
зные чемпионаты по «железному» фехтованию, и про перелом ключицы Ц это
его на которой-то из ролевых игр звезданули алебардой (весь госпиталь по
тешался)… Но мне в голову придти не могло, до какой степени сия опогоненна
я великовозрастная дитятя принимает свои игрушки всерьез…
Он чего-то там рассказывал, комментировал, пояснял, но я в его пояснениях
уже не нуждался. Я уже все понял: и отчего он вызвался добровольцем, и поче
му эскулапы из сотен добровольцев выбрали именно его.
А еще я начал подозревать, что сегодняшний эксперимент опять добром не з
акончится.
И надо же было, чтоб именно когда подозренья эти уже почти, без какой-то ни
чтожно ничтожной малости оформились в доказуемую уверенность, черт дер
нул рассвиристеться мой коммуникатор. Правительственная комиссия уже
в аэропорту, через пять минут директор начинает предзапусковое совещан
ие…
Я встал, толчком в плечо помешал вскочить номеру первому… А вместо всего,
что должен был бы ему тогда сказать, сказал только казенно-бессмысленно
е «ни пуха».
Слава богу, суеверия тоже меняются с течением времени. Так что претенден
ту на титул «Гагарин практической историографии» не пришлось вопреки у
ставу посылать к черту старшего по званию и по возрасту. А что он там показ
ал мне в спину Ц оттопыренный палец или исконно-славянскую фигу Ц то уж
е его дело.
Так я и ушел.
Ушел исполнять свои обязанности и не совать нос в чужие.
1 2 3 4