французы никак не хотят его понимать, особенно здесь, на Баскском побережье. То ли дело Марта. Все рассыпаются в комплиментах ее французскому. Что ж тут особенного: сколько лет она в Сорбонне! Вот и поплыла бы с ним, хотя бы как переводчица... "Tournez sur votre dos" [повернитесь на спину (фр.)]. Так, пожалуй, будет лучше.
Он плыл медленно, с трудом, глаза резало от соленой воды. Теперь, когда он поднимал голову, перед глазами мельтешили какие-то белые и серебряные точки, все остальное сливалось в одно пятно, и он толком ничего не мог разглядеть. Он продолжал плыть. "Еще пятьдесят гребков, - подумал он, - и я передохну, просто лягу на спину и оглянусь по сторонам. Полежать на спине - это же высшее счастье, доступное человечеству".
Он начал считать гребки. Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать... О господи, а что, если он лысый? Он попытался вспомнить, как она выглядела, эта голова, когда француз барахтался возле перевернутой лодки. Что-то там, кажется, поблескивало. "Лысый, - в отчаянии подумал Мэнни. - И тут мне не везет".
Он начал считать сначала. Досчитав до тридцати пяти, он понял, что придется передохнуть. Он заставил себя сделать еще пять гребков и перевернулся на спину, отдуваясь, выплевывая воду и глядя в небо. Он немного отдышался, потом снова перевернулся на живот и, работая ногами, приподнялся над водой в поисках француза.
Он сощурился и тыльной стороной ладони протер глаза, едва не потеряв при этом равновесие и не нахлебавшись воды. Француза не было. "Ну вот, утонул", - мелькнуло в голове.
Потом он услышал какое-то тарахтение и завертелся в воде. От того места, где Мэнни последний раз видел француза, к перевернутой плоскодонке двигался рыбачий баркас. Изо всех сил работая ногами, Мэнни следил, как баркас остановился и двое охотников за тунцами перевесились и втащили женщину на борт. Он решил, что скорее всего баркас, не замеченный им с дамбы, вынырнул с южной стороны из-за мыса, на котором когда-то стоял один из фортов, и, пока он сам плыл, не видя и не слыша ничего, баркас прошел вдоль дамбы со стороны моря и вошел в канал.
С баркаса бросили конец, взяли плоскодонку на буксир и, сделав разворот, направились к Мэнни. Он ждал их, тяжело переводя дыхание. Баркас был медлительный и старый, окрашенный в синий цвет, и вблизи он казался большим и надежным. Мэнни видел обращенные к нему широкие и загорелые лица и синие береты. Они кивали ему, и, когда баркас замедлил ход и остановился, он сделал над собой усилие и помахал им рукой.
- Ca va? [Как дела? (фр.)] - крикнул сверху рыбак и подмигнул ему. Крохотный, но еще дымящийся окурок сигареты прилип к его губам.
Мэнни даже сумел улыбнуться в ответ:
- Ca va bien, - отозвался он. - Tres bien [Хорошо. Очень хорошо (фр.)].
Спасенный, все еще голый по пояс, подошел к борту и с любопытством уставился на Мэнни. Мэнни обнаружил, что шевелюра у него весьма густая. Француз ничего не сказал. Это был толстый молодой человек, и у него было благородно-обиженное выражение лица. Рядом появилась его дама. Она была здорово намазана, и морская вода нанесла непоправимый урон румянам и туши. Она негодующе посмотрела на Мэнни, потом повернулась к французу.
- Crapaud, - сказала она громко, схватила его за уши и потрясла. Espece de cochon [жаба, свинья (фр.)].
Француз закрыл глаза и позволил делать со своей головой все, что угодно, но сохранил на лице печальное благородно-обиженное выражение.
- Alors, - сказал один из рыбаков, бросая Мэнни конец. - Allons-y [А ну! Поехали (фр.)].
Мэнни жадно взглянул на веревку. И тут вспомнил, что он голый. Он помотал головой. Только этого ему еще сегодня не хватало: чтоб его выловили из моря и чтоб он, голый, очутился рядом с этой женщиной, которая трясет своего поклонника за уши и обзывает его свиньей и жабой.
- У меня все о'кэй, - сказал он наклонившимся к нему коричневым, грубоватым, улыбающимся лицам рыбаков, привычных к подобного рода забавным и пикантным происшествиям и избавлениям. - Je suis о'кэй. Я хочу поплавать, то есть je voudrais bien nager.
- О'кэй, о'кэй, - закивали рыбаки и засмеялись, словно он отмочил что-то потрясающе остроумное.
Они подтянули конец, помахали ему рукой; баркас развернулся и пошел к пристани, волоча за собой плоскодонку. Но даже сквозь шум мотора Мэнни слышал, как женщина продолжала вопить.
"Ну что ж, - подумал Мэнни, глядя вслед удаляющемуся баркасу, - по крайней мере они меня поняли".
Он обернулся. Берег показался ему за тысячу километров, и он удивился, как это ему удалось заплыть так далеко. Никогда в жизни он так далеко не заплывал. На фоне крепостной башни у самой воды он разглядел маленькие и четко различимые фигурки Берта и Марты. Солнце уже давно прошло зенит, и от них падали длинные тени.
Глубоко вздохнув, Мэнни двинулся в обратный путь.
Чуть не через каждые десять ярдов он переворачивался на спину и отдыхал, и поначалу ему казалось, что он совсем не двигается вперед, а понапрасну болтает руками и ногами, но в конце концов, оступившись, он коснулся дна. Здесь было еще глубоко - по горло. Он оттолкнулся и упрямо продолжал плыть. Он и сам не знал, что хочет этим доказать, но плыл он до тех пор, пока кончики пальцев не заскребли по песку, плыл изо всех сил, стараясь, чтобы это походило на кроль.
Потом он встал. Его плохо держали ноги, но он встал и заставил себя улыбнуться и, голый, медленно пошел к тому месту, где возле кучки его вещей стояли Берт и Марта. Вода текла с него ручьями.
- Ну, - сказал Берт, когда Мэнни подошел к ним, - из какой ты Швейцарии, парень?
Мэнни нагнулся, взял махровое полотенце и стал растираться. Он весь дрожал. И тут он услышал, как Марта засмеялась.
Он вытерся насухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12