И,
собственно, их я довольно быстро пробежал. О чем и сообщил Мещерскому на
второй день.
- Вы так быстро освоили? - удивился он.
- За одну ночь. Интересно.
- Сколько сейчас на ваших?
Я ему сказал, сколько. Мещерский предложил встретиться через час в
нашем с ним кафе.
- Так вот в чем идиотизм нашей жизни, нашей действительности, - когда
мы встретились, завертел он перед моим носом своими короткими ручками -
зал был пуст и он говорил громко. - Мы ничего этого не знали, - похлопал
по книге и комментариям, которые я возвратил. - Почему вы не пошли на
службу в КГБ? Вам не надо было бы унижаться, просить посторонних, которые
бы что-то привезли вам.
- Откуда вы знаете, что я кого-то просил?
- Потому что я сам всегда просил, чтобы не отстать.
- В чем не отстать?
- Во всем. Алданов пишет о Ленине первым. Замечательная
проницательность, сила воли, но какая нетерпимость! Но ведь эта
нетерпимость характерна для революционеров всех эпох. В том числе и эпохи
Ковалева! В ней источник их силы, в ней - весь ужас и страх. Вы понимаете
это, когда собираете бумажки о Ковалеве? Вы хотите, чтобы он со своим умом
разобрался сам в этом?
- Он делал зло, подчиняясь революционной идее?! И это говорите вы?!
Говорит человек, который руководил райкомом партии! Зло, подчиненное
идее?!
- Ковалев, - важно произнес Мещерский, - понимал, понимает, будет
понимать, что в нетерпимости ко всему иному - источник силы ленинизма.
- И эта нетерпимость позволила ему творить самое гадкое даже с вашей
дочерью?
- Да! И еще раз - да! Герметизм революционного сознания - это уметь
не помнить о жертвах, о крови. Это не жалеть ни близких, ни дальних! Ибо
насильственный ввод людей в счастливое будущее надо осуществлять любой
ценой. И прощать при этом себе в мелочах. Моя дочь запуталась. И он ее
поймал на этом. Для него это мелочи, что он ее шантажировал. Ведь Бухарин
тоже имел молодую жену. Он увел ее от отца-революционера. Я думаю, там
что-то Бухарин тоже использовал. И это по-революционному правильно! Пусть
они будут жертвами!
Я глядел на него с недоумением. Это он говорит серьезно? Но - бред!
Страшно!
- Не улыбайтесь, - расстроился Мещерский. - Ковалеву непонятно
многое. Но революционная нетерпимость ему помогает в главном.
- А что главное? Главное в конце концов жизнь человека. Но жизнь
вашей дочери под хамским контролем Ковалева!
- А зачем вы передергиваете?
- Вы на самом деле не жалеете дочь, которая попала в его цепкие лапы?
- Ну кто бы это говорил, а не вы! Вы же ревнуете мою дочь к нему!
- Я не ревную. Я боюсь за нее.
- Это уж позвольте бояться и заботиться о дочери нам, родителям.
Кстати, мы относимся к его нетерпимости спокойно. Мы даже надеемся, что
она принесет пользу не только нашей дочери - всему народу.
- Назад к сталинщине? Снова к твердой руке?
- Или снова в хаос?
- Но вы сами боитесь его! И вы хотите, чтобы снова его боялись все? И
чтобы он со всеми делал то, что делал?
- Вы вначале докажите, что он делал. Но лучше бы, если вы доказали
то, что теперешние делают. Это ближе. И это может хаос остановить.
- Молчать! Не разговаривать в строю! Верной дорогой идем, товарищи!
- Да, абсолютно верно. Без этого мы разрушили страну, уничтожили
самое уникальное объединение людей. Шли эти люди и делали!
Мы спорили с ним до хрипоты. И он стоял на своем - этом
насильственном вводе людей в счастливое будущее. Но с того дня Мещерский
потоком доставлял ко мне материалы. Они были разные. Он оказался умен,
изворотлив. Он стал снабжать меня документами, касающимися Ковалева.
Я так и не понял, почему он стал делать это?
Или я задел его дочерью? Он стал осознавать, что уж не так блестяще
выглядит Ковалев, когда принуждает ее идти в его дом. Думаю, он знал все.
Я пояснял Мещерскому: меня, прежде всего, интересует внутренний мир
таких людей, как Ковалев. Они пытаются изменить этот мир по-своему! Но
изменился ли Ковалев сам в чем-то? В лучшую сторону? Мещерский моментально
понял, какие документы я хочу иметь, чтобы понять Ковалева. Он стал
подсовывать мне выдержки из бумаг, где характеризовался Ковалев-служака,
исполнитель. Исполнитель и своей воли (заставить человека делать то, что
хочет Ковалев!), и воли свыше. Материалы были, конечно, жидковаты. Мало
было на Ковалева очень коротких запоминающихся характеристик. Страдали
бывшие и сегодняшние бумаги расплывчатостью. Но везде в документах Ковалев
ратовал за революционное преобразование человека, страны, мира. Он, по
всем этим бумагам, сопровождавшим его и теперь хранящимся в архивах, умел
при этом преобразовании не помнить о жертвах и крови. Ради теории
освобождения большинства от гнета! Массы он не делил на полы. Женщины
выглядели у него пролетариями. С ними можно делать все во имя чего-то
грядущего. Как и со всеми остальными.
Однажды Мещерский не пришел. Я ждал его долго. Я понял - не придет.
Стал звонить ему домой. Поскольку звонил беспрерывно, наконец подошли к
телефону. Я услышал в трубке плач и причитания. Ровно, однако мертво
гудело все в трубке. Мужской голос спросил меня: "Кто звонит?" Я ответил,
что звонит знакомый. "Откуда вы звоните?" - спросили меня без особого
любопытства. Я? Откуда звоню? Мне ничего не оставалось делать, как быстро
положить трубку и попытаться поскорее отойти от этой телефонной будки.
Я стал ловить такси. Это было не такое и приятное для остановок такси
место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74