Ты моя счастливая звезда! Я отправлюсь в поход, и днем
и ночью думая о тебе... Кто рано поедет - счастье найдет. А кто сидит на
месте - потеряет последнее...
Мусук обнял Юлдуз, вскочил на своего коня и, беспечно махнув папахой,
поскакал прямиком через степь к табунам хана Баяндера.
Он встретил на пути толпу всадников. Они были на отличных конях,
украшенных золотой сбруей, с соколами на рукавицах, окруженные борзыми
собаками. Вдали сотни две джигитов, растянувшись цепочкой, загоняли дичь.
Мусук проехал близко от нарядных всадников в синих монгольских одеждах.
Из зарослей выбежали четыре джейрана и, закинув на спину рожки, помчались
по степи. За ними погнались охотники. Они направились в ту сторону, где
Юлдуз пасла ягнят. Мусук подумал: "Как бы эти монгольские ханы, увидев
красивую девушку, не приказали своим джигитам захватить ее с собой. Для
хана нет закона, от его прихоти спасения нет".
Через день, к вечеру, Мусук вернулся в юрту отца. Там сидели
Назар-Кяризек и четыре брата. Когда вошел Мусук, все замолчали. Мусук
сказал обычное приветствие и подсел сбоку. Все усердно ели рисовый плов с
бараниной. По очереди, степенно брали концами пальцев горсточки риса и
отправляли в рот.
"Откуда у нас плов? - удивился Мусук.- Значит, в доме барыши! Отчего?
Где отец заработал столько, что всех сыновей угощает дорогим пловом?"
Мусук оглянулся. Почему у матери заплаканные глаза? Почему она сердито
гремит посудой? Маленький Турган сидит не рядом с отцом, а прижался к
двери, точно виновный, и робко подымает глаза.
- Что же ты не ешь, Мусук? - сказал Демир.
Мусук колеблется. Что случилось? Тревожные мысли, ужасная догадка
захватили дыхание.
А отец достает пальцами с деревянного блюда кусочки мяса и поочередно, в
знак доброжелательства, запихивает в широко раскрытые рты сыновей...
Сегодня он хозяин, сегодня он угощает, может своей рукой запихнуть в рот
гостя вкусный кусок. Он взял жирный кусок мяса и протянул руку к лицу
Мусука.
Мусук резко отшатнулся:
- Есть я не буду!
Деревянное блюдо было вскоре очищено до последней крупинки. Демир,
обращаясь к Мусуку, сказал с важностью и достоинством старшего брата:
- Наш младший брат Мусук! Ты, конечно, сам понимаешь, что нам, сыновьям
нашего почтенного отца Назара-Кяризека, необходимо явиться в отряд хана
Баяндера на исправных копях, с хорошими для похода седлами и с отточенными
клинками. Если хан Бояндер увидит нас оборванными байгушами, он с нами и
разговаривать не станет...
Мусук вскочил и отступил к двери:
- Так это правда? Вы продали Юлдуз на базаре, как связанную курицу,
жирному баю или торговцу рабами?
- Но ты сам подумай! Ехали мимо, охотясь, сыгнакские богачи. Увидели
Юлдуз и сказали: "Вот желанный цветок для нашего хана!". Они предложили
отцу очень хорошую цену - двадцать четыре золотых динара. Где нам,
беднякам, разыскать такие деньги? Вот твоя доля-четыре динара. Мы честно
все разделяли, взяв и тебя в долю.- И Демир бросил на войлок четыре золотые
монеты.
Мусук отвечал злобно, но тихо, положив руку на рукоять ножа, засунутого
за пестрый пояс:
- У меня больше нет ни братьев, ни отца! Не попадайтесь мне на дороге!
Он выбежал из юрты. Все молча, опустив глаза, прислушивались к тому, как
Мусук садился на коня, и ожидали, что он скажет матери и Тургану, которые с
плачем выбежали за ним.
- Ты еще вернешься сюда?
- Никогда!
Глава восемнадцатая
"СОЗВАТЬ ВСЕХ ДЕРВИШЕЙ!"
Субудай-багатур разослал нукеров во все концы города Сыгнака - разыскать
и привести дервиша, летописца и поэта по имени Хаджи Рахим аль-Багдади.
Нукеры вернулись с ответом: "Этого дервиша в городе нет. Домишко его
заколочен, и сам он уехал неведомо куда".
Субудай, рассердившись, послал две сотни с приказом привести к утру
следующего дня всех дервишей Сыгнака, с их святыми шейхами и пирами ".
Утром отряд монгольских всадников пригнал к лагерю толпу дервишей и
ободранных бродяг. Дервиши были в просторных балахонах с пестрыми
заплатами, подпоясанные мочальными веревками; они приближались в туче пыли,
с криками, заунывными песнями и глухим воем. Одни хором повторяли: "Я-гуу!
Я-хак!". Другие выкрикивали священные заклинания. Несколько календаров "
двигались впереди толпы, кружась, как волчки. Один крайне грязный дервиш с
длинными космами черных спутанных волос держал на плече обезьянку, у ко-;
торой от страха непрерывно делался понос.
Нукеры поставили дервишей широким полукругом. Дервиши шумели, жаловались
и стонали, крича, что они святые, над которыми властен только великий
аллах. Несколько дервишей, широко расставив руки, бесшумно вертясь,
скользили по кругу.
Из юрты вышел старый, сутулый и хромой полководец и остановился. Мрачный
и страшный взгляд его раскрытого, неподвижного глаза заставил всех
замолчать. Последний крутившнйся дервиш свалился как будто без сознания на
землю у ног Субудая и, приоткрыв осторожно глаза, следил за каждым
движением прославленного монгола.
Около Субудая появился молодой толмач в красном полосатом халате и белой
чалме. Субудай-багатур заговорил хрипло и отрывисто. Его слова громко
переводил толмач:
- Вы - святые!.. Вас слышит небо. Вы отказались от богатства... Поэтому
вы все можете... все знаете.
Дервиши хором закричали:
- Мы знаем не все! Мы не знаем, кто нас накормит и завтра и сегодня!
Субудай снова обвел взглядом толпу, и она затихла.
- Мне нужен один дервиш. Его зовут... Как его зовут? - повернулся
Субудай-багатур к толмачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21