Но сегодняшний день не был обычным днем даже для такого непробиваемого типа, как я. Мне просто нужно было на ком-то отыграться.
— Знаю. Зайди завтра ко мне. Я все тебе объясню. Проверь, есть ли у тебя на счете место для моей благодарности. — Он улыбнулся и подмигнул.
Экран погас. Несколько минут я сидел неподвижно, словно ожидая, что Джеймс появится на нем снова, затем ткнул клавишу «Новости» и кнопку выбора. Автомат нашел канал с новостями, и я увидел на экране крышку люка, по которой несколько часов назад прыгал. Диктор спокойным голосом сообщал о том, что Киналья, несмотря на тяжелую рану, полученную после первого обмена выстрелами, и сильную потерю крови, отстреливался, не давая себя схватить на месте. Лишь сброшенная в подвал шашка с одурманивающим газом обезвредила многократного убийцу. Я вспомнил, что сам же и оставил пистолет на полу подвала. Потом на экране мелькнула карета «скорой», кто-то толкал оператора, картинка плясала так, что голова кружилась, но все равно я заметил, что полицейские уложили на носилки оторванную пулей из «элефанта» ногу и под окровавленной простыней Киналья выглядел так, словно обе конечности у него на месте. Следы затирались сразу же. Следы моей работы. Я успел еще увидеть заднюю часть «скорой», с ревом сирены и всеми возможными сигналами уносившейся прочь. Затем экран заполнило лицо Вуди, пробор посреди головы мог служить образцом прямой линии, но галстук был слегка сбит набок — эта крошечная деталь ненавязчиво давала понять, что капитан только что завершил опасным финальным аккордом почти двухлетнюю погоню за самым жестоким убийцей нашего века. Подобное должно было внушать симпатию. И чувство благодарности. Я задумался о том, не знаю ли я, случайно, что, собственно, нужно Вуди. Потом достал из сейфа пачку листов, лежавших там уже три года, мельком просмотрел их и пошел спать. Какое-то время я лежал, пытаясь вспомнить некую увиденную на экране подробность, внезапно показавшуюся мне странной, но чем дальше я задумывался, тем больше путались у меня в голове экраны — экран видеофона и экран с новостями. В конце концов я заснул.
Проснувшись около восьми, я полежал еще минут пятнадцать в постели, хотя обычно этого не делаю, и закурил натощак сигарету, хотя подобного также избегаю. Будь у меня на расстоянии вытянутой руки бутылка молока или пива — я бы выпил, поскольку это также выходило за пределы ежедневного ритуала, но для этого мне пришлось бы встать, а вставать сразу же после пробуждения как раз являлось моей привычкой. Так что я лежал и курил, не затягиваясь, потом, держа сигарету вертикально, чтобы не стряхнуть трехсантиметровый столбик пепла, встал и, держа под сигаретой ладонь, дошел до пепельницы. Я окинул взглядом комнату в поисках чего-то, хотя не только не знал, чего именно, но даже не пытался отдать себе отчет в том, что, собственно, ищу. Бросив в пустоту несколько слов, за которые явно не удостоился бы премии Североамериканской комиссии по чистоте языка и культуре общения, я направился в ванную.
Тщательно смыв под сильной струей воды все впечатления вчерашнего дня и сегодняшнего до отвращения фальшивого утра, я побрился и нагишом двинулся на кухню. Включив старую запись «Каштанового ручья» Сая Хойта, я поставил на конфорку сковородку, выдавил на нее из тюбика несколько капель жира, сменил фильтр в кофеварке и поставил вариться кофе, а затем пошел в комнату и оделся в чистое. Первую чашку кофе я выпил натощак, затем съел яичницу с ветчиной. Вторая чашка кофе, уже без сливок, и вторая честно выкуренная сигарета симпатичным образом завершили завтрак. Я еще немного послушал Хойта, а потом выключил плеер и, не убирая посуду, вышел из квартиры с папкой, в которую сунул вынутые вчера из сейфа бумаги и вырезки.
У ворот гаража я ждал почти минуту — видимо, компьютер не прогнозировал сегодняшнего использования «бастаада» и запихал его куда-то за другие машины. Зато автомобиль был начищен до блеска, баки полны бензидола, и так далее — я не стал просматривать до конца довольно длинную распечатку с кодами выполненных за ночь услуг. Бросив папку на заднее сиденье, я сел за руль и тронулся с места. Проехав первые сто метров, я убрал крышу и ехал дальше, откинувшись на спинку сиденья, положив локоть левой руки на борт и с выражением полнейшего равнодушия на физиономии. Впрочем, с тем же успехом я мог бы ехать вверх ногами, никто не обращал на меня ни малейшего внимания — такой город. Такие времена, такие люди.
Здание городского полицейского управления находилось к юго-востоку от моего дома; я миновал довольно свободный в это время центр и начал подниматься на холмы, на которых расположился Динни Хилл, район юристов. На полпути к самой высокой точке города находилось управление, ничем не примечательное здание, о назначении которого говорили лишь несколько десятков антенн на крыше и неестественно блестящие стекла, которые невозможно было пробить даже крупнокалиберной пулей. Естественно, окна никогда не открывались, казалось даже, будто стекла вросли прямо в стены.
Я въехал на стоянку, непонятно отчего миновав въезд на площадку, где я обычно парковался, и из-за этого мне пришлось минуты полторы лавировать между рядами автомобилей, словно шарику в мультифлиппере. В конце концов я нашел свободное место и, стараясь не утратить расположения духа, направился к оказавшимся теперь в трехстах метрах воротам.
Я подверг свое хорошее настроение еще одному испытанию, с наивным видом подойдя к дежурному и спросив, на месте ли капитан Вуди. Он удивленно посмотрел на меня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71