разве под силу ветру перенести запах на расстояние в тысячи миль? Но хотя она и повторяла себе: «Это пахнет не морем, а чем-то другим, похожим», — какой-то голос в глубине ее души возражал: «И все-таки это именно оно, море!»
Новый порыв овеял ее лицо, и усилившийся запах, который он принес, пробудил в ней воспоминания настолько яркие и чувства такие сильные, что они буквально затопили ее.
Мелисса уронила баночку с моющим средством. Выронила металлическую лопатку, которой драила решетку.
И в ту секунду, когда они стукнулись о плиты, которыми была вымощена эта часть дворика, Мелиссу посетило воспоминание из далекого прошлого. Не то чтобы оно было для нее особенно приятным или радостным. Но она ведь и не выбирала, о чем именно вспоминать. Тот эпизод из давно прожитого времени нежданно-негаданно всплыл из глубин ее памяти, да так ясно и отчетливо, будто все это случилось вчера.
Ей вспомнился дождь, барабанивший по крыше кабины старенького грузового «Форда», который принадлежал им с Биллом, молодым супругам. Двигатель заглох — кончилось горючее, и Билл ушел, чтобы раздобыть где-нибудь бензина, оставив ее одну в машине под невесть откуда взявшимся проливным дождем. Одну в холоде и мраке.
Нет, вообще-то не одну. Не совсем одну. Под сердцем у нее жил ребенок. Мелисса осталась ждать возвращения Билла в холодной кабине грузовика за час до появления на свет Кэнди Франчески Квокенбуш. Было два ночи, у Мелиссы отошли воды, но похоже, и в небесах тоже началось что-то вроде отхождения вод, потому что ни до, ни после этого Мелиссе не случалось попадать под такой внезапный и яростный ливень.

Но вспоминался ей теперь не дождь, и не холод, и не толчки ворочающегося младенца в утробе. Что-то еще тогда случилось, что-то, о чем ей напомнил запах моря, принесенный ветром. Вот только Мелисса никак не могла сообразить, что же это такое было.
Она шагнула в сторону от решетки — от запаха пригоревшей курятины и моющей жидкости, — чтобы полной грудью вдохнуть чистый, свежий аромат ветра.
И стоило ей это сделать — стоило снова уловить в воздухе запах моря, который просто не мог быть запахом моря, — как перед ее внутренним взором развернулась еще одна картина из далекого прошлого.
Вот она сидит в кабине грузовика, по крыше которого отчаянно барабанит дождь, и вдруг, ни с того ни с сего, кабину старенького «Форда» заливает ослепительный свет.
Мелисса сама не знала, откуда у нее взялась уверенность, что между тем внезапно вспыхнувшим светом и этим запахом моря существует какая-то связь. Если рассуждать здраво, между явлениями, столь отдаленными одно от другого в пространстве и времени, не могло быть ничего общего. У нее просто-напросто разыгралось воображение. Надо взять себя в руки. Так и помешаться недолго. А что, ведь и правда, от вечной тоски и разочарования впору тронуться умом. У нее защипало в носу, по щекам потекли слезы. Они все капали и капали. «Довольно глупостей!» — строго одернула она себя. О чем в самом деле ей было плакать?
— Я вовсе не сумасшедшая, — произнесла она вслух.
И все-таки она чувствовала себя потерянной, словно ее лодка сорвалась с якоря и затерялась вдали от берегов, во власти волн.
Где-то в глубине ее памяти, она знала, таится объяснение, маленькая, но важная деталь. Надо только сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, — и все станет на свои места.
— Давай же... — скомандовала она.
Однако память не слушалась. Так бывает, когда слово или имя вертится на языке, но никак не дается.
Раздосадованная, недовольная собой и не на шутку встревоженная («Может, я и вправду схожу с ума, это ж надо — почувствовать запах моря посреди Миннесоты, не иначе как рассудок и впрямь не выдержал такой жизни...»), она повернулась спиной к ветру и заставила себя снова подойти к решетке, чтобы окунуться в облако кисловатых, наводящих тоску, но таких знакомых запахов. Что и говорить, приятного в них было мало, зато они были понятны, привычны и не вызывали в душе никаких ненужных, будоражащих воспоминаний. Вытирая слезы со щек тыльной стороной ладони, Мелисса приказала себе забыть о запахе, потому что это была всего лишь шутка, которую с ней сыграло ее собственное обоняние. Только шутка, и больше ничего.
Она подняла баночку с чистящим средством, лопатку и вернулась к своему скучному и неблагодарному занятию.
НА ПРИСТАНИ
До слуха Кэнди донеслись голоса, то хором, то поодиночке повторявшие одно и то же слово.
«Леди, — говорили они. — Леди, леди, леди...»
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять: все они обращаются к ней.
Это были Джоны: Хват, Филей, Хнык, Ворчун, Соня, Удалец, Змей и Губошлеп. Они наперебой звали ее, пытаясь вернуть из забытья. Она чувствовала себя так, будто кто-то совсем недавно попытался в порядке эксперимента вытряхнуть ее душу из тела. И — тоже в порядке эксперимента — она приоткрыла глаза.
Над ней участливо склонялись восемь лиц: одно большое и семь поменьше.
— Кости целы? — спросил Джон Филей.
Кэнди осторожно попыталась сесть. Болели шея и затылок. Но не очень — примерно так ныли мышцы, когда ей случалось проспать всю ночь в неудобной позе. Она подвигала руками и ногами. Пошевелила пальцами.
— Да, — ответила она, удивляясь своей везучести: надо же, отделаться легким испугом после падения с такой высоты. — По-моему, я ничего не сломала.
— Тогда порядок, — сказал Джон Хнык. — Пора и в путь.
— Но как! — возмутился Хват. — Она же едва пришла в себя...
— Хнык прав, — поддержал брата Филей. — Надо спешить. Эта гадина Остов будет здесь с минуты на минуту.
Остов! При звуках этого имени Кэнди, ухватившись за руку Хвата, мигом вскочила на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126