И хотя в этот раз он увидал ее лишь мельком, к тому же верхняя часть ее лица оказалась закрыта непонятным устройством наподобие живых очков, за эти короткие мгновения он вдруг понял, что каким-то непостижимым образом узнает ее, вспоминает. Она, несомненно, была особым существом, чрезвычайно значительным. Возможно, настолько, что он мог бы даже полюбить ее.
Когда при виде ее у Тлена учащенно забилось сердце, разум напомнил ему об осторожности. Очень уж тяжелые воспоминания оставила однажды пережитая им любовь. Она, того и гляди, сердце разобьет, стоит только отдаться в ее власть, утратив осторожность. Из-за нее можно ощутить такую пустоту, такую безнадежность, что жизни будешь не рад. Все это он вынес не из одних только прочитанных книг, а пережил на собственном опыте.
Тлену хотелось как следует поразмыслить на эту тему, и, вместо того чтобы вернуться к себе в Двенадцатую башню, он решил пройтись по своей любимой тропке Висельного леса. Но не успел он углубиться в чащобу, как образ девчонки из Иноземья, которую он увидел сквозь глаза мотылька на башне Веббы Гаснущий День, оказался вытеснен из его мыслей горькими воспоминаниями о другом необыкновенном создании. И Тлен задумался о той, которая причинила ему столько горя, — о принцессе Боа.
Много лет миновало с тех пор, как она разбила его сердце, но боль и страдания не оставляли его и по сей день. И пусть со временем раны затянулись, от них остались шрамы, которые продолжали его тревожить.
Любые слова казались ему бессильными, чтобы выразить всю прелесть принцессы. Она была исполнена бесконечного очарования, в ней все казалось совершенным — лицо, душа и тело. К тому же она была дочерью короля Клауса, правившего в те времена островами Дня, и в качестве таковой являлась самой подходящей партией для Повелителя Полуночи. Он доходчиво ей это объяснил в своих письмах.
«Если только Вы согласитесь выйти за меня, — писал он, — какое замечательное время, время возрождения, настанет для нашего государства! Вы, любящая Дневные Часы, и я, предпочитающий Ночь, — мы могли бы стать совершенной парой, ведь мы так друг другу подходим. Долгими веками острова вели между собой войны, уносившие множество жизней и перемежавшиеся краткими периодами недоброжелательного перемирия и зловещего затишья, снова неизбежно выливавшихся в открытые сражения, за которыми следовали переговоры, неизменно заходившие в тупик и являвшиеся поводами для новых войн.
Пора положить всему этому конец. Конец войнам, да будет мир! Если бы только Вы соблаговолили выйти за меня, мы провозгласили бы в день нашей свадьбы, что отныне больше не будет вражды между островами Дня и Ночи, что все старые раны будут залечены и наша взаимная любовь станет тому залогом и знаменует собой начало новой эры — Эры Вечной Любви. Те, кто воспротивится примирению, будут разоружены, им волей-неволей придется направить свои усилия в русло созидания. В этот великий день я подарю свободу армии моих многочисленных заплаточников, созданных для защиты Полуночи от врагов. Это станет жестом доброй воли с моей стороны. Осуществив его, я продемонстрирую всему миру, что скорей погибну безоружным, но с любовью в сердце, чем снова возьму в руки меч.
И как только все это свершилось бы, я объявил бы всем, что Вы, одна лишь Вы, — моя вдохновительница на эти добрые деяния. Пресветлая моя принцесса, Вы стали бы той животворящей силой, той любящей душой, которую благословлял бы весь Абарат за то, что Вам удалось усмирить силы зла в самом сердце Полуночи».
Он отправил принцессе Боа много подобных писем, и всякий раз она вежливо на них отвечала, выражая восхищение благородством его чувств и надежду, что «Эра Вечной Любви», о которой он упоминал, когда-нибудь и в самом деле наступит.

«Отец мой, король Клаус, как и мой брат Квиффин советуют мне принять Ваше лестное предложение, — писала принцесса, — но простите меня, милорд, я не уверена, что смогу поступить так, как было бы желательно для всех вас. Если мне не удастся обнаружить в своем сердце той глубины чувства, которой, безусловно, потребовал бы наш с Вами союз, то я вряд ли стану Вам достойной парой. Пожалуйста, не поймите мои слова превратно и не сочтите их невежливой отговоркой. Я всего лишь стараюсь быть искренней во избежание возможного непонимания между Вами и мной».
Это письмо, полное сомнений (оно ведь не содержало в себе безусловного отказа, по крайней мере в самом начале), ввергло его в глубокое горе. Не одну ночь после его прочтения Кристофер Тлен отказывался принимать пищу и никого не желал видеть.
В конце концов он отправил ответ, умоляя принцессу еще раз обдумать его предложение.
«Если Вас смущает мой внешний облик, миледи, — так начал он свое письмо, — да будет он изменен: Бабуля Ветошь обещала, что при помощи всех своих магических знаний и опыта уничтожит те следы горечи и одиночества, каковые оставила на моем лице безжалостная и безрадостная жизнь. Если бы только Вы согласились стать моей — ведь, хотя Вы известили меня, что не питаете ко мне любви, я смею надеяться, что еще смогу заслужить Вашу приязнь, — то Ваш полуночный принц стал бы совсем иным: помолодевшим, обновленным, как бывает со всяким, кто попал во власть любви. Иным я стал бы и в Ваших глазах, и в своих собственных, и, наконец, в глазах всего мира».
Однако никакие его заверения не смогли повлиять на решение принцессы. Он получал от нее исполненные нежности ответы на свои страстные письма, но согласия на брак с ним она не давала. В то же время принцесса воздерживалась и от прямого отказа на его предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126