Страж города воспользовался спокойствием, наступившим после бурной потасовки, чтобы утвердить свою пошатнувшуюся власть. Раздавая удары тростью направо и налево, он очистил пространство у ворот, через которые пассажирам надлежало проходить по одному, и объявил, что готов без промедления приступить к своим обязанностям. Батист, владелец судна, досадуя, что драгоценное время тратится впустую, и опасаясь перемены ветра, что означало бы для него потерю денег, горячо убеждал путешественников поскорее выполнить необходимые формальности и занять свои места на палубе.
— Есть ли разница, — рассуждал расчетливый капитан, отличавшийся гораздо большей бережливостью, чем обычно приписывают обитателям здешних краев, — один палач среди нас или дюжина, если судно плывет, послушное рулю? Но ветра на озере — ненадежные друзья; мудрый пытается поладить с ними, пока они в добром расположении духа. Пусть дует западный бриз, и я нагружу «Винкельрид» палачами и прочими злодеями по самую ватерлинию; а вы садитесь на легчайший барк, паруса которого когда-либо раздувались на бизань-мачтеnote 18, — и поглядим, кто быстрее достигнет гавани Веве!
Самым крикливым и самым стойким из ораторов (последнее качество весьма немаловажно в подобного рода диспутах) был глава неаполитанской труппы; обладая мощными легкими и необыкновенной живостью, а также примечательным сочетанием суеверия и бравады, что составляло суть его характера, он возымел необыкновенное влияние на толпу — невежественную, верящую в чудеса и с подобострастным уважением встречающую человека, способного превзойти всех остальных наглостью и невежеством. Чернь любит преобладание во всем, даже в глупости; избыток уже сам по себе расценивается ею как превосходство.
— В выигрыше окажется тот, кто получит денежки, а не те, кто платит их на свою погибель! — громко воскликнул сын юга; проведя это различие, он снискал немалое одобрение толпы, поскольку разговор принял меркантильный оборот, словно велся меж покупателями и продавцом. — Ты, рискуя, получишь свое серебро, а мы, проявив слабость, обретем могилу в волнах. Дурной человек способен навлечь несчастье, и горе тому, кто в злой час окажется запанибрата с негодяем, чье ремесло — отправлять христиан на тот свет прежде срока, назначенного природой. Матерь Божия! Да я не согласился бы плыть в одной компании со злодеем через это дикое, коварное озеро, даже если бы мне оказали честь, позволив продемонстрировать мое скромное искусство перед папой римским и его ученейшим конклавом!note 19
Это торжественное заявление, сопровождаемое самыми выразительными жестами и мимикой, свидетельствующей об искренности оратора, оказало соответствующее воздействие на внимавших; в толпе послышался одобрительный ропот — достаточно убедительный, чтобы капитан понял: красивыми словами он никого не обманет. Тогда Батист изобрел хитроумный план, с помощью которого можно было преодолеть щепетильность путешественников; служитель полиции горячо поддержал этот план, и толпа — взбудораженная, упрямо стоящая на своем, — после множества придирок согласилась принять условия капитана. Все признали, что проверку документов и посадку на барк откладывать долее нельзя; однако пассажиры должны были избрать нескольких представителей, которые стояли бы у ворот шлюза, внимательно следя за проходящими; в результате столь бдительной проверки отвратительный, подлежащий изгнанию Бальтазар будет обнаружен, владелец судна возвратит ему деньги, и палач не окажется в числе пассажиров, столь ревниво пекущихся о соседстве и способных беспокоиться по такому ничтожному поводу. На сей случай большинством были избраны: неаполитанец, которого звали Пиппо; один из бедных студентов, ибо в те времена ученость не препятствовала, но скорее способствовала укоренению предрассудков; и некто Никлас Вагнер, толстый берниец, которому принадлежал почти весь груз сыра на барке. Первого избрали по причине страстности и говорливости, — качества, которые чернь способна ошибочно принимать за убежденность и основательность; второго — благодаря молчаливости и напускной скромности, которые среди иных сходят за истинное глубокомыслие; а третьего — потому что он был известный богач: преимущество, которое — несмотря на все споры меж пессимистами и оптимистами — всегда будет для тех, кто победней, более значимо, чем благоразумная умеренность, если только богатый чужд гордыни и не кичится перед ближним немыслимыми и оскорбительными привилегиями. Само собой разумеется, что все эти избранники, призванные блюсти интересы общества, первыми были обязаны предъявить свои бумаги женевскому стражуnote 20.
Неаполитанец — отъявленный плут, другого такого искусника по части мелких проказ не было среди пассажиров, — обеспечил себя бумагами на все возможные случаи, которые позволял ему предвидеть долгий опыт бродяги, и был пропущен без возражений. Бедный студент из Вестфалииnote 21 предъявил служителю документ, исписанный ровными строчками школьной латыни; однако заминки не последовало: тщеславный полицейский, не желая признаться в своем невежестве, заявил, что нет ничего приятней, чем держать в руках столь красиво оформленный паспорт. Что касается бернийца, то он вознамерился присоединиться к двум другим избранникам, не предъявляя бумаг служителю: по-видимому, Никлас Вагнер считал, что для него сия процедура необязательна. С молчаливым достоинством толстяк вошел в ворота, заботливо ощупывая тесемки своего туго набитого кошелька, который всего несколько минут назад стал легче на одну мелкую медную монетку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149