Вскоре в туннелях вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом, производимым самим отрядом. И это немало страшило и без того перепуганных спутников. Они знали, как бесшумно мог передвигаться Дриззт, знали сколь коварны могут быть темные эльфы.
Но куда им было бежать? Они с трудом представляли себе, где находятся и, прежде чем они смогут выяснить направление своего дальнейшего маршрута, им как минимум была необходима небольшая передышка.
Наконец Бруенор приметил небольшой боковой туннель, который разветвлялся на три, и каждый новый коридор в свою очередь через некоторое время вновь разделялся. Идя наобум, рыжебородый дварф свернул сперва влево, затем вправо, и вскоре они наткнулись на небольшую пещерку, вероятно некогда обжитую гоблинами, с большой каменной плитой у самого входа. Едва они зашли внутрь, Вулфгар заслонил плитой проход и прислонился к ней спиной.
«Дроу!» – прошептала Кэтти-бри, не в силах поверить в собственные слова. «Как они оказались в Митриловом Зале?»
«Ну, не как», – тихо поправил ее Бруенор. «Скорее, почему эти эльфийские выродки оказались в моих туннелях?»
«Что им здесь нужно?» – мрачно продолжил Бруенор. Он посмотрел на свою дочь, драгоценную Кэтти-бри, и на Вулфгара, гордого парня, которому он помог стать прекрасным человеком, и на бородатом лице дварфа застыло выражение мрачной скорби. «Во что мы ввязались на этот раз?»
Кэтти-бри не знала, чем ответить ему. Вместе друзья сражались плечом к плечу против множества монстров, преодолевали, казало бы, непреодолимые трудности, но сейчас они столкнулись с самими темными эльфами, знаменитыми смертоносными дроу, которые к тому же держали у себя в руках Дриззта, если, конечно, он вообще еще был жив. Мужественные друзья быстро отреагировали на похищение Дриззта, застали темных эльфов врасплох. И все равно они были вынуждены отступить перед лицом превосходящего противника, даже не узнав, был ли еще жив их пропавший друг или нет.
Кэтти-бри перевела взгляд на Вулфгара, ища у него поддержки, и увидела, что он смотрит на нее со столь же беспомощным выражением в глазах, что и Бруенор.
Девушка отвела глаза, не имея ни времени, ни желания спорить с варваром. Она знала, что Вулфгар продолжает беспокоиться скорее за нее, чем за себя самого – и она не могла винить его за это – но Кэтти-бри была воином, и прекрасно понимала, что пока его взгляд направлен в ее сторону, он будет слеп к возможной опасности.
В подобной ситуации она должна была нести за варвара личную ответственность – не из-за отсутствия у него воинского умения, вовсе нет – но потому что у Вулфгара была своя слабость, проявлявшаяся в том, что он не видел в Кэтти-бри равного ему по силам друга и союзника.
А теперь, когда вокруг было столько темных эльфов, союзники им были нужны как никогда прежде!

* * *

Используя свою врожденную способность к левитации, идущий по следу воин дроу выскользнул из ската и его взгляд тотчас остановился на обмякшей фигуре под темным плащом, лежавшей на полу коридора. Он быстро извлек тяжелую дубинку и бросился вперед, мысленно уже радуясь той награде, которая ожидает его за поимку Дриззта. Дубинка опустилась вниз, но вместо глухого удара, раздался резкий стук, словно под плащом Дриззта находился камень (что было недалеко от истины). Бесшумно, словно сама смерть, Дриззт скользнул из своего укрытия над выходом из ската, оказавшись прямо за спиной у своего противника. Глаза злого дроу расширились от ужаса, когда он распознал обман. Первым желанием Дриззта, было нанести удар рукоятью скимитара; его сердце взывало к исполнению его клятвы, требовало сохранить жизнь этому дроу. Точно направленный удар мог вырубить врага, лишить его сознания. Затем Дриззт мог бы обезоружить и связать его.
Если бы Дриззт был один в этих туннелях, если единственным его стремлением было спастись от Вирны и Энтрери, то он, несомненно, последовал бы зову своего великодушного сердца. Однако, он не мог забывать о своих друзьях, без сомнения вступивших в схватку с теми, кого он оставил у себя за спиной. Он не мог допустить, чтобы этот воин, освободившись от пут, причинил вред Бруенору, Вулфгару или Кэтти-бри.
Твинкл вступил в дело первым, прошив позвоночник и сердце обреченного дроу и выйдя через грудь. Его клинок светился голубоватым сиянием с кровавым оттенком.
Когда Дриззт До’Урден вытащил клинок, его руки вновь обагрились кровью.
Он вновь подумал о своих друзьях, которых он мог подвергнуть опасности, и, стиснув зубы, решил, что кровь всегда можно смыть.


Часть IV
Кошка и Мышка

Как ужасно я себя чувствовал, впервые нарушив свою самую священную клятву: что я никогда не отниму жизнь у одного из своих сородичей. Боль, чувство пустоты и потери, буквально поглотили меня, когда я полностью осознал, что за страшную работу проделали мои скимитары.
Однако чувство вины прошло быстро – нет, не потому что я оправдываю себя за свои ошибки. Просто я пришел к мысли, что моей настоящей ошибкой была сама клятва, а не то, что я нарушил ее. Когда я покидал свою родину, слова, произнесенные мною тогда, шли от моей невинности, наивной возвышенной юности, и тогда я искренне верил в них. Однако я пришел к заключению, что моя клятва была неосуществимой, что если я иду по жизни, защищая столь ценимые мною идеалы, я не должен винить себя в поступках, направленных против моих врагов, пусть этими врагами будут и сами дроу. Проще говоря, я не могу соблюдать клятву в ситуациях, которые находятся не под моим контролем. Если бы, после того как я покинул Мензоберранзан, я никогда бы не повстречал темного эльфа в схватке, то мне никогда бы не пришлось нарушить свою клятву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94