Через несколько часов герцог смог выйти на палубу, и Нэнси Рэдсток последовала за ним.
Солнце еще светило, но над морем поднялся сильный ветер, и Нэнси надела теплое пальто с капюшоном, отороченным мехом.
— Я рада, что мы наконец-то покинули Константинополь, — сказала она. — Эта бедность угнетала меня, а при виде опустевших дворцов у меня мурашки пробегали по телу.
— Ты говорила с княжной? — спросил герцог, — Она сказала, что не хочет покидать отца, поэтому не может с нами обедать, — ответила Нэнси. — Но я думаю, были и другие причины.
— Какие?
— Во-первых, после долгого голодания и обильного угощения на яхте она не могла еще обедать.
Нэнси улыбнулась и коснулась руки герцога.
— Ты оказался очень внимательным, Бак. Я никогда, не думала, что ты можешь быть таким деликатным и, сочувствующим чужим страданиям.
— Продолжай, о чем ты начала говорить, — сказал герцог, смущенный ее похвалой.
— По-моему, княжна смущена тем, что ей нечего надеть.
Он повернулся, чтобы взглянуть на Нэнси.
— Но я думал… — начал он.
— Да, конечно. Я предложила ей воспользоваться любым моим платьем. Она приняла только ночную рубашку и сказала, что будет носить то, что имеет.
Герцог с изумлением посмотрел на нее.
— Но как же… — начал он.
Он вспомнил ужасные лохмотья княжны во время ее приезда на яхту и при встрече в заброшенном доме.
— Она сейчас в своем платье, — сказала Нэнси, — которое, наверное, в каком-нибудь 1916 году было ужасно дорогим, но теперь оно изношено, заштопано и смотрится несколько странно. Но это — ее собственное платье.
— Этого и следовало ожидать, — задумчиво сказал герцог. — Тебе надо как-то уговорить ее, Нэнси.
— Я не знаю как, — ответила Нэнси. — Она твердо стоит на своем. «Вы очень добры, леди Рэдсток, — говорит она, — но вы должны понять, что за все эти годы я ничего не просила, не занимала и не крала и не намерена начинать теперь!»
Герцог, казалось, отнесся с некоторым недоверием к этим словам, и Нэнси сказала:
— Из того, что она рассказала мне, я поняла, что княжна, как и князь, выполняла какие-то работы за пропитание, которое они получали от крестьян, и это было до того, как им удалось вырваться из России.
— Какие работы?
— Она не сообщала подробностей, но я думаю, что княжна готовила и даже мыла полы для тех, кто нанимал ее, а князья работали в поле. Если ты посмотришь на руки князя Ивана, ты сразу поймешь, как он трудился, зарабатывая на хлеб.
Герцог облокотился на поручень и глядел в море.
Он размышлял о том, как русские сумели сохранить свои идеалы и принципы, которые покажутся абсурдными многим англичанам, да и наверняка другим народам. И все-таки невозможно не восхищаться их нежеланием опускаться до уровня обычных людей.
— Что же нам делать, Нэнси? — спросил он, и она поняла, что герцог все еще беспокоится о княжне.
— Я попытаюсь придумать что-нибудь, — пообещала она, — но это будет нелегко, и еще, Бак… Интонация, с которой она произнесла его имя, заставила герцога вопросительно взглянуть на нее.
Наступила пауза. Наконец Нэнси сказала:
— Надеюсь, ты понимаешь, что княжна не всегда будет выглядеть такой болезненной и изможденной и скоро станет по-прежнему очень красивой.
Герцог не отвечал.
Он подумал, что, несмотря на обещанные изумруды, Долли, увидев княжну, постарается сполна проявить свой характер.
Глава 4
Герцог, как обычно, проводил много времени на капитанском мостике рядом с капитаном.
Он любил сам управлять яхтой и, кроме того, находил там убежище и отдохновение от болтовни женщин, особенно Долли, которая превосходила в этом всех.
Она недовольно дулась во время обеда и была бы еще более неприветливой, если бы князь Иван не проявил свой шарм и обаяние.
Оба князя, несомненно, наслаждались цивилизованным окружением, в котором вновь оказались; они также оценили по достоинству замечательные яства и напитки, которых они столь долго были лишены.
Герцогу понравилось, что они не говорили о своих страданиях, однако о выпавших на их долю страшных испытаниях свидетельствовали и их худоба, и болезненный цвет лиц, и состояние натруженных рук.
Они были в одежде герцога, которая хотя и сидела на них мешковато, но вернула им прежний вид джентльменов. Князья с легкостью влились в общую компанию, словно никогда не знали ничего иного, кроме беззаботной и роскошной жизни.
Однако герцог остро ощущал отсутствие рядом с ними княжны Милицы.
Она была вполне здорова и могла присоединиться к ним, поэтому герцога беспокоило, что он не может уговорить ее пересилить себя и последовать примеру князей.
Он прикинул, что, пообедав вместе со своим отцом, она, как и Великий князь, несомненно, будет отдыхать.
Поэтому герцог дождался, когда в салоне был сервирован чай, а Долли сосредоточилась на игре в маджонг, и выскользнул из салона, как будто направлялся к себе в каюту.
У двери салона Долли окликнула его:
— Не оставляй нас, Бак. Я хочу танцевать, когда закончится игра.
— Я ненадолго, — ответил неопределенно герцог, — здесь и без меня хватает партнеров.
Так оно и было, хотя, как и подозревал герцог, князья предпочли отдохнуть, расположившись на комфортабельных диванах с английскими, французскими и турецкими газетами, и с головой ушли в чтение.
Когда князья не развлекали Долли и Нэнси, они засыпали герцога и Гарри вопросами о состоянии Европы, о социальной и политической ситуации после войны, интересовались всем тем, о чем долгое время не знали ничего.
«Откровенно говоря, — слышал герцог слова Гарри, — политики превратили мирное время в абсолютный хаос», — и он с грустью соглашался с этой истиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44