— Как вас зовут? — спросил он.
— Фрек, вы же знаете.
— А имя?
— Доминика.
Он только что испугался, что она скажет: «Дениза». Она снова подошла к нему, руки в боки, тихо покачиваясь.
— Ах, вас это интересует? — сказала она с насмешкой, но без неприязни. — Доминика… Мне это имя нравится… А вас как звать?
— О, неважно. Дюбуа, Дюран, Дюпон, как хотите.
— Понятно… Господин Никто! Все окутано тайной… Вы все еще не передумали оставаться?
— У меня нет выбора… Да я переночую здесь, на диване. Я вам не буду мешать. Переночую, и все.
— Ах, так! Значит, рассчитываете провести ночь со мной?
— Я ж вам объяснил, что…
— Да, конечно… Дайте мне привыкнуть к этому.
Они опять замолчали, но на этот раз уже как-то по-другому. Между ними возникло некое сообщество, что-то странное, только из-за того, что она сказала: «провести ночь».
— Я могу запереться в своей спальне? — спросила она, и в ее голосе снова прозвучала насмешка.
— Вам нечего меня бояться, уверяю вас.
— Она лучше меня?
— Кто?
— Ваша подружка… Та, которую вы ждете.
Она не опустила оружие и продолжала искать брешь в его укреплениях. Севр сел в углу дивана, твердо решившись молчать.
— Я же все равно ее увижу; можете мне все рассказать.
Севр об этом как-то не подумал. В присутствии этой женщины ему невозможно будет поговорить с Мари-Лор. Даже если он запрет ее в комнате… Значит надо пойти в квартиру-образец?… Но тогда придется оставить Доминику одну… На его лице, наверно, ясно читалась растерянность, так как Доминика продолжала:
— Предупреждаю. Здесь вам не дом свиданий… У меня, конечно, широкие взгляды, но не до такой степени…
— Я жду свою сестру! — вне себя заорал Севр.
— Ах, вот как… Вашу сестру!
Она уже ничего не понимала, и пристально следила за Севром, не обманывает ли он ее.
— Вам не кажется, что вы должны сказать мне правду?… Раз вы не вор и не убийца, я думала, не страшно, если я обо всем узнаю, если это, конечно, не семейная тайна.
— Именно. Это семейная тайна.
— Как хотите!
Она повернулась на каблуках, как испанская танцовщица, платье на ней закружилось, приподнялось, открывая чулочную подвязку. Она направилась в спальню, но Севр окликнул ее.
— Мадам Фрек, клянусь вам, это правда… Я жду сестру… Поэтому хотел бы… То, что вы предложили, помните: я вас закрою, а потом предупрежу полицию… Да, это лучший выход. Когда она приедет, я закрою вас на ключ и уйду… И еще, если вы согласитесь не рассказывать обо всем… вы бы оказали мне большую услугу…
— Это так важно?
— Да. Никому не нужно знать, что я жду сестру. Кроме того, вы могли бы описать меня не совсем… точно; понимаете?
— В общем, вы не только держите меня заложницей в моем собственном доме, но и считаете нормальным сделать меня соучастницей в чем-то, чего я не знаю… Вы не находите, что это слишком, мсье Дюран? Она чуть повысила тон, но не казалась в самом деле рассерженной. Она лишь играла возмущение, чтоб вызвать его на откровения. Он развел руками.
— Мне очень жаль.
Она тут же передразнила его.
— Мне тоже очень жаль… — и она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Севр понял, что его на грани провала. Если она позвонит в полицию и скажет, что он ждал свою сестру, сразу все станет ясно. Как избежать такого риска?… Как нейтрализовать эту женщину, чьим первым стремлением будет месть? И чем дальше он будет ее задерживать, тем хуже. И потом, придется еще все объяснять Мари-Лор, рискуя совсем ее напугать. Что ж? Не может же он задушить Доминику, чтоб не дать ей… Сжать руками шею… там, где кожа все нежнее, где бьется жизнь… Только чуть-чуть, чтоб посмотреть, что будет…
Дверь спальни снова открылась. Доминика надела легкий пеньюар, подпоясанный скользящим пояском, и сунула ноги в шлепанцы. Полуобнаженная она чувствовала себя вполне уверено. В руках у нее был флакон с красным лаком и маленькая кисточка.
— Раз вы долго собираетесь меня держать, — сказала она все так же и естественно, и нарочито-наигранно, — муж начнет беспокоиться. Тем хуже для вас.
— Он далеко, — проворчал Севр.
Она открыла флакон и начала красить ногти на левой руке.
— Три часа самолетом!
— Он ревнив?
— Да, и в то же время безразличен… потому что уже постарел, теперь. Все достаточно сложно. Он столько раз был перед лицом смерти, что каждый день для него — это подарок Провидения.
— Перед лицом смерти?
— Да… Он воевал, под Ораном, там, где война была особенно ужасна.
От красного лака ужасно пахло эфиром. Севр следил за осторожными движениями кисточки, которой молодая женщина действовала с исключительным вниманием, приоткрыв рот и сдвинув брови. Не отрывая глаз от ногтей, она наощупь отступила к креслу напротив Севра, и когда почувствовала бедром подлокотник, медленно села, опускаясь на одной ноге. Пеньюар распахнулся, и он увидел черный чулок на подвязке.
— Понять не могу, как это мы поженились, — продолжала она. — Тогда я еще не была его женой. Он женился на мне позже, когда мы жили в Испании, потому что испанцы на этот счет не шутят… Вы не поддержите? Левой рукой у меня не очень получается.
Она протянула флакон, опустила туда кисточку, и, вытаскивая ее, запачкала ему пальцы красным.
— О, извините… Это легко стереть, не волнуйтесь… Ваша жена не красит ногти?
— Она умерла, — буркнул Севр.
Она подняла на него глаза, заметила, что пеньюар распахнулся, не спеша запахнула его.
— Правда… мне очень жаль, — сказала она. — Давно?
— Два года назад.
— Это тоже входит в… в семейную тайну? Севр откинул голову на спинку дивана, вытянул ноги, как чрезвычайно усталый человек.
— Вы думаете, я не вижу ваши ухищрения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42