– Што не понять!.. Господь племянничка любезного в цари ведет, и только! – успокоительно заговорил Романов, медленно опускаясь в кресло и вытягивая свои больные, искалеченные цепями в ссылке ноги. – Затем я, слышь, и поспешил к тебе, сестрица. Пошли уж толки повсюду. Словно ком, катится и растет молва, для нас хорошая… Што и как оно будет – нам неведомо покуда. А надобно до срока лишь одно нам сделать…
– Што… што?..
– Убрать Мишаньку в место скрытное, да понадежней, на всяк случай… «Подале положишь – поближе возьмешь!..» Князь Трубецкой… Он зычен, да не лют. Есть тихие, подкусные собаки. Есть Шуйский, змий лукавый… и другие с ним… От них бы нам отрока укрыть подалее да повернее!.. как мыслите: куды?..
– На Кострому! – отозвался Захарьин.
– Там, как ни таи, – разузнают скоро… Больно людно в городу… Нет, в глушь бы с им… А што… Сестра, послушай: нет ли таких деревень у нас подале отсюда, штобы вам засесть – и ни гугу! Ни слуху и ни духу оттудова, пока время не приспеет… Подумай…
– Есть вотчина одна… Шестовых, наша, родовая… Село и храм. Хоть близко Костромы, да бор густой кругом. Не зная хорошо, и путей туды не сыщешь!..
– Вот это и ладно. Село-то как звать? Поди, его я знаю…
– Домнино – село. Пожди, братец… Оттоль теперь мужик приехал, староста Иван с обозом… Сусаниных, Иван… Он много лет у нас, у Шестовых, в роду на службе был… Ему скажу… и с ним… Он нас свезет туды с Мишанькой…
– Вот и добро… А тут скажи: на богомолье, мол, в Троицу… алибо там в иное место сбираешься… Так всем толкуй покуда!.. А с полпути – к себе и повернешь, в село твое…
– Ты не учи уж меня… не толкуй много! Сама птенца укрою от напасти всякой… Тучами ево одену, в скалы заключу!.. А сберегу! Не выдам лиходеям!..
– Ну, так зови своево мужика, толкуй с им… А нам тоже дела ошшо есть! – с поклоном, берясь за шапку, сказал Романов. – Сидит тамо один мужик такой ражий за дверьми… Не он ли?..
– Он самый… Мимо пойдете – покличьте сюды, коли не в труд!..
– Помилуй! Господь храни тебя и Мишу!..
– Храни тебя Господь, сестрица!..
Оба боярина вышли из кельи.
Грубоватый, сиплый от мороза и дальней дороги голос раздался за дверью:
– Господи Иисусе Христе…
– Входи, входи, Иван! – позвала старица.
Сусанин, широкоплечий, приземистый мужик лет за пятьдесят, вошел, истово перекрестился на иконы, принял благословение от старицы и поцеловал край ее мантии.
– Звать приказала, госпожа честная.
– Иван, послушай, – сразу, порывисто, заговорила Марфа, стоя перед Сусаниным. – Дело таково, што часу терять не можно… За тайну скажу тебе! Побожись, што не выдашь.
– Матушка! – сказал только мужик.
– Ну, верю, вижу… знаю, каков ты для нас, для дому нашего слуга верный!.. Так, слышь… о царе речи пошли… и перекоры уж началися… Ково да как на царство Господь пошлет?.. И вышло так, што иные мыслят выбрать царем моего Мишаньку…
– Ну!! В добрый час да повершиться бы благому делу! Аминь, Господи!..
– Тише… Стой, помолчи! Не к месту радость твоя великая!.. Я того не желаю! По какой причине – после скажу… Пока меня послушай хорошенько. Мы нынче ж из Москвы сберемся на богомолье ехать. Ну уж не позднее завтрего! Подале от Москвы, на Троицкой дороге, нас поджидай со всем своим обозом… Штобы был запас припасен… Штобы к Домнину поспели мы скорешенько доехать, никуды не заезжая… Окольными путями, минуя города да поселки людные, торговые. Уразумел, Антоныч?..
– Все буде, госпожа честная, в самый раз налажено! Так доедем, что и ворон летучий не соследит следов наших, и зверь рыскучий за нами не угонится!.. Не то што злые люди… либо кто… Уразумел я все…
– Как вижу, понял!.. Ну, иди же с Богом!
Руку дала поцеловать старосте Марфа. Он ушел.
А она кинулась в дальний покой взглянуть на сына.
Пригретый шубейкой, наброшенной на ноги, он спал, примостясь на теплой лежанке, и во сне был еще нежнее и прекраснее…
Тихо перекрестила юношу мать и позвала послушницу, приказала ей собираться к отъезду на богомолье.
Глава II
НА ПЕРЕЛОМЕ
(7 февраля 1613 года)
Необычное движение, говор и шум наполняют полутемный простор Успенского собора в Кремле. Смешанные, нестройные звуки уносятся и замирают под высокими сводами храма. Темные лики икон, озаренные пудовыми свечами и тяжелыми золотыми и серебряными лампадами, сдается, глядят и дивятся невиданному собранию людей, пришедших сюда не для молитвы, а для иных дел.
Больше пятисот человек одних выборных от городов съехалось в Москву для «обирания царя», как гласили призывные грамоты. Сюда еще надо прибавить митрополитов, архиереев, иноков московских и приезжих, всех попов из главнейших храмов столицы, так называемый «освященный совет». Затем шли главные бояре и князья-воеводы, думные дворяне, придворные чины, которые под общим именем «синклита» принимали непременное участие в каждом Земском соборе, а в обычную пору составляли думу государеву. Сюда же входили и дьяки приказные с подьячими, «печатники» и другой приказный люд из более важных и чиновных… Больше тысячи человек должно было войти в состав великого Земского собора, созванного весною 1613 года в Москве. К февралю собралось уже около шестисот, и поэтому заседания отдельных групп могли еще происходить в палатах кремлевских. Но общие собрания назначались в Успенском соборе, где наскоро устроили необходимые для этого приспособления.
Тут были места для «властей», то есть для духовных лиц, было устроено место для верховного воеводы и его товарищей. Вносились скамьи для более почетных и пожилых «послов земли». А народ попроще и молодежь занимали места где придется, стоя проводили заседания или усаживались где попало, на ступенях амвона, у стен, между колоннами, на прилавках свечных, у входа…
Хотя самая святость места, где собирались послы, налагала печать известной сдержанности на участников собора, но многочисленные пристава все-таки мелькали здесь и там, наблюдая за сохранением порядка и пристойности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65