Поэтому иногда, во избежание таких встреч, кое-кому приходилось искать себе пристанище в каком-либо ином месте.
Публика начинала стекаться, и официанты из глухо рокочущего бара принимали заказы, отлично сознавая, что именно здесь сосредоточены настоящие деньги. Конверс нашел два кресла в дальнем и более затемненном конце галереи, уселся и посмотрел на часы, с трудом различая цифры на циферблате, – с момента звонка к Рене прошло сорок минут, какое-то время ушло на душ и отмывание грязи после путешествия с Миконоса, занявшего весь день. Положив сигареты и зажигалку на стол, он заказал виски и с ожиданием уставился на Камерную арку входа.
Он увидел Маттильона через двенадцать минут. Тот энергичным шагом вошел из ярко освещенного входной холла отеля в мягкий полумрак галереи. На мгновение он приостановился, огляделся прищурившись и приветственно кивнул. С широкой, искренней улыбкой на лице, так и не сводя глаз с Джоэла, он двинулся к нему по устланному ковром проходу в центре зала. Рене Маттильону было уже под шестьдесят, но благодаря походке и манере держаться выглядел он значительно моложе. Его окружала аура преуспевающего адвоката, во всех его действиях сквозила уверенность в себе – основа его успеха, она была результатом его настойчивой работы, а не просто игрой и не проявлением эгоистической сути. Роль свою он играл отлично, а седеющая шевелюра и мужественные черты лица только облегчали эту задачу. “Есть в нем кое-что и помимо внешности”, – подумал Джоэл, поднимаясь ему навстречу. Рене был абсолютно порядочным человеком, и это решало все. Видит Бог, недостатков у них обоих хватает; но они – честные люди и, может быть, поэтому так любят общество друг друга.
Крепкое рукопожатие предшествовало коротким объятиям. Француз занял место напротив Конверса, и Джоэл тут же подал знак официанту.
– Закажи ему сам по-французски, – попросил он, – а то окажется, что я заказал горячее мороженое.
– Этот человек говорит по-английски лучше любого из нас. Кампари со льдом, пожалуйста.
– Мерси, мсье. – Официант удалился.
– Еще раз спасибо, что пришел, – сказал Конверс – Я на самом деле страшно благодарен тебе.
– Верю, верю… Выглядишь ты неплохо, хотя заметно, что устал. И вся эта жуткая история в Женеве… У тебя, наверное, от нее ночные кошмары.
– Ничего страшного. Я уже говорил тебе: просто я оказался рядом.
– И все же на его месте вполне мог бы быть и та. В газетах писали, что он умер у тебя на руках.
– Я первым оказался около него.
– Ужас!
– Я уже видел такое раньше, Рене, – тихо напомнил Конверс.
– Что и говорить, ты подготовлен к такому лучше остальных.
– Не думаю, что кто-то может быть готов к этому… Но теперь все в прошлом. Ну а как ты? Как дела?
Маттильон покачал головой, изобразив на своем суровом, обветренном лице полное отчаяние.
– Франция – самый настоящий сумасшедший дом, но мы умудряемся оставаться на плаву. Из месяца в месяц выдвигаются все новые и новые планы, проектов теперь столько, что их не уместить на полках архитектурных ведомств, но авторы их вцепляются друг другу в горло во всех правительственных коридорах. Суды полны исков, и наше дело процветает.
– Рад это слышать. – Официант принес заказ, и оба они только молча кивнули ему. Маттильон не отрываясь смотрел на Конверса. – Нет, я действительно рад за тебя, – продолжил Джоэл. – Мы ведь там у себя питаемся всякими слухами.
– Потому ты и оказался в Париже? – Француз испытующе вгляделся в Джоэла. – Наслушался историй о нашем пресловутом подъеме и махнул сюда? Ну что ж, ничего особенного, как ты понимаешь, не происходит, все сильно смахивает на прежнее. До поры до времени. Большинство частных предприятий открыто финансировалось правительством. И естественно, государственные чиновники оказались неспособными управлять ими, боюсь, что теперь нам придется за это расплачиваться. Именно это и беспокоит тебя, а вернее, твоих клиентов?
Конверс сделал небольшой глоток.
– Нет, я здесь совсем по другой причине.
– Я вижу, ты чем-то встревожен. Пустой болтовней меня не обмануть. Уж слишком хорошо я тебя знаю, так что выкладывай начистоту: почему это так “важно”. Именно это слово ты употребил в телефонном разговоре.
– Сказать-то сказал, но, пожалуй, это сказано слишком сильно. – Джоэл допил содержимое стакана и потянулся за сигаретами.
– Нет, друг мой, по глазам вижу, что темнишь. Да и взгляд У тебя озабоченный.
– Ну уж не знаю, что ты разглядел в моих глазах. Как ты сам заметил, я просто устал. Целый день с одного самолета на другой, а тут еще эти чертовы задержки. – Он взял зажигалку, но ему пришлось дважды щелкнуть ею, пока появился огонек.
– Мы болтаем всякую ерунду. В чем дело? Конверс наконец прикурил и, стараясь придать своему голосу самое невинное звучание, спросил:
– Ты знаешь частный клуб под названием “Непорочное знамя”?
– Знаю, но я в него не вхож, – посмеиваясь, ответил француз. – Я был всего лишь молоденьким жалким лейтенантиком, прикомандированным к юридической службе, в задачу которой входило придать видимость законности тому, что мы там вытворяли. Вот именно – только видимость. Убийство у нас считалось легкой провинностью, а насилие и вообще поощрялось. “Непорочное знамя” – прибежище ее les grands militaires Великие военные мужи (фр.).

и тех, кто достаточно богат и достаточно глуп, чтобы выслушивать, как они трубят о своих подвигах.
– Мне нужно встретиться с человеком, который приезжает туда обедать три или четыре раза в неделю.
– А почему бы тебе просто не позвонить ему?
– Он меня не знает и не должен знать, что я хочу с ним встретиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43