Поквитаться с маркграфом, посмевшим упрекнуть остландских рыцарей в малодушии, жаждали все. Даже вовсе уж никудышный боец граф Альберт.
И звучала повторяемая раз за разом, слово за словом древняя формула вызова на поединок.
Гудели приглушенные шлемами голоса. А Альфред Чернокнижник слушал. И ухмылялся. И кивал. Согласно, удовлетворенно. И молчал. Молчал до тех пор, покуда голоса не стихли.
– Кажется, на этом ристалище я пользуюсь популярностью, ваша светлость! – насмешливо обратился маркграф к Рудольфу Нидербургскому. – Вам все-таки стоило пригласить меня на турнир с самого начала, дорогой сосед.
Бургграф промолчал. Прозвучавшая реплика не требовала ответа.
– Господа! – Вскинув руку в латной перчатке, Альфред повернулся к остландским рыцарям. – Я всех вас внимательно выслушал. И отвечу так: вы изволили вызвать меня и моих рыцарей, предоставив мне же право выбора оружия и условий боя. Так вот мои условия…
Остландцы ждали. Внимали. Принимали. Любые условия.
– Я выставляю на ристалище лучшего…
Странная пауза в словах оберландца, странный взгляд…
– …лучшего рыцаря из числа прибывших со мной. Надеюсь, он достойно защитит честь своего сюзерена и Верхней Марки.
Теоретически, по всем писаным и неписаным правилам Альфред Оберландский, как благородный владетельный сеньор, действительно имел право без объяснения причин выставить на поединок вместо себя своего бойца-вассала. В этом маркграфа упрекнуть было нельзя. Сделать это позволяла традиционная формулировка вызова. «Тебя и твоих рыцарей!» Вот только…
Только редко кто из вызываемых пользовался такой привилегией. Разве что старые, больные и немощные. В любом другом случае в среде остландских дворян делом чести считалось собственноручно покарать обидчика и зачинщика. Если, конечно, тот тоже принадлежал к благородному сословию. А простолюдинов сейчас на огороженном Нидербургском ристалище не было. Так что замена, о которой так неожиданно объявил Чернокнижник, целиком и полностью лежала на совести маркграфа.
Гул разочарования и возмущения пронесся над ристалищем. Дипольд аж скрежетнул зубами с досады. Было похоже на то, что подлый змеиный граф увиливает от честной драки. Однако Альфред Оберландский заговорил снова:
– Не стоит так волноваться, господа. Если мой… – снова эта странная пауза, и отчего-то снова кривится в непонятной ухмылке тонкогубый рот маркграфа, – …мой рыцарь проиграет бой – тогда сражаться буду я сам. Бежать от боя не стану. Да мне ведь и не позволят уже бежать, не так ли?
Альфред мотнул головой, вернее, чуть шевельнул шлемом. Только сейчас маркграф дал понять, что прекрасно видит нидербургских всадников, окруживших его невеликий отряд.
– Но если… – голос оберландца стал громче, звонче, а его бронированная перчатка с хрустом сомкнулась в кулак, – если представитель Верхней Марки выйдет победителем, в этом случае я уеду беспрепятственно и возьму с собой то, что посчитаю нужным.
– Что? – нахмурился нидербургский бургграф.
– Мне нужны надежные гарантии, которые обеспечат безопасность Верхней Марки и уберегут меня от новых заговоров благородных соседей.
Ответ прозвучал уклончиво и непонятно. О каких таких гарантиях говорит Чернокнижник? Но Альфред лишь улыбался, не желая вносить ясность. А рыцари на ристалище ярились и требовали боя. Все они, не считая разве что изнеженного графа Альберта, – прославленные бойцы, доблестные и умелые. А оберландцы, что выстроились позади своего маркграфа, – кто их знает? Кто видел их в сражении?
Рудольф Нидербургский удовлетворенно хмыкнул. Что ж, рискнуть, пожалуй, можно. Можно далее дать слово и пообещать Альфреду эти самые пресловутые «гарантии». Если же случится чудо и поединщик змеиного графа вдруг возьмет верх… Тогда слово, данное Чернокнижнику, придется нарушить. Вон в сторонке ждет команды десяток арбалетчиков с заряженными самострелами. А бургграф не был столь щепетилен в вопросах рыцарской чести, как его гости. Тем более что на кону сейчас стоит слишком много. Почти беззащитный враг стоит перед ним. Заклятый враг, который должен… непременно должен умереть!
– Так вы согласны с моими условиями, бургграф? – поторопил Альфред, обращаясь к хозяину турнира. Затем глянул на ристалище: – Согласны ли присутствующие здесь благородные рыцари Остланда?
Благородные рыцари Остланда сейчас были согласны на все. Рудольф же Нидербургский…
Бургграф оскалился, прозревая. А ведь к помощи стрелков ему прибегать вовсе даже не обязательно. Есть иной, не менее верный, нежели пущенный с короткой дистанции арбалетный болт, способ решения проблемы. Да, можно! Можно… И с Альфредом расправиться можно, и приличия соблюсти. И чести своей не запятнать.
Речь-то идет об одном защитнике Альфреда – всего об одном, а жаждущих проучить оберландцев – эвон сколько. И с какой, спрашивается, стати Рудольф должен отказывать своим благородным гостям? Пусть все желающие получат сегодня сатисфакцию. Все, кто успеет.
Поединщик маркграфа будет повержен. Не в первой схватке, так во второй. Не во второй, так в третьей, не в третьей, так… ну невозможно человеку, каким бы знатным бойцом он ни уродился, драться без передыху против двух десятков опытных противников. А уж Рудольф Нидербургский постарается, чтобы передышек между боями не было вообще. Так что рано или поздно боец Чернокнижника падет в грязь ристалища. А следом падет и сам змеиный граф. И все будет правильно, и все – честно.
Бургграф был согласен. Он принимал условия Чернокнижника.
– Как имя вашего защитника, маркграф, – облизнув пересохшие губы, спросил Рудольф Нидербургский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14