Что касается меня самого, то позвольте мне сказать одну вещь?– Конечно. Не пройти ли нам вот сюда, отсюда вы сможете лучше всего рассмотреть расположение клумб.– Я никогда не в состоянии буду понять, как он мог расстаться с вами?Она пожала плечами, и ее легкий шарф соскользнул у нее с плеч.– А я никогда не в состоянии буду понять, как он мог оставаться со мной так долго, – призналась она. – Это правда, что та жалкая женщина сбежала к отцу и отказалась ехать с ним на Эльбу?– Боюсь, что да.– Это тоже удивительно, – резким тоном продолжала она. – Члену семьи Габсбургов следовало бы иметь большее чувство долга, чем у каких-то там Мюратов, Неев и им подобных. Конечно, она никогда не любила его, но должна же она понимать, что значит для него король римский. Он заслуживает большего.– Не обвиняйте Нея и маршалов, мадам, – попытался убедить ее Александр. – Они вынуждены были заключить мир; Франция лежала бы в руинах, послушайся они Наполеона.– Возможно. Вы должны меня простить, ваше величество. Как женщина, я просто не могу представить себе подобные вещи… Как же он будет там, на Эльбе?– Это очень приятное место, – успокоил ее царь. – Ему позволено сохранить титул императора, и мы отдали остров в полное его распоряжение. Возможно, ему удастся найти там что-то вроде счастья.– Все же это не совсем то, что править Европой. Скажите мне, правда ли, что он пытался покончить жизнь самоубийством после отречения в Фонтенбло? До меня доходили слухи об этом. Голос ее был неестественно спокоен.– Думаю, что да, – осторожно ответил Александр, – в момент отчаяния. Но уже к следующему утру ему удалось собраться с силами.Она издала короткий смешок.– Он мог пойти на это. Воображаю его всегда такого оптимиста всегда убеждающего других людей, что он может творить чудеса, ведь он и сам был полностью в этом убежден. А теперь все кончено, вернулись Бурбоны. Думаю, что это ошибка. Они заслуживали гильотины, настолько тупы они были… Посмотрите вон туда, вниз, ваше величество. Видите небольшой фонтан? Ну разве он не прелестен?– Он очарователен, мадам.Она стояла близко к нему, и он ощутил, что ее сотрясает дрожь.– Вам холодно. Нам следует вернуться, или позвольте по крайней мере принести вам шаль.– Нет, благодарю вас, ваше величество. В конце концов это мой самый элегантный туалет, который я надела в вашу честь. Зачем же я буду скрывать его под старой шалью? Давайте пройдем вот сюда.Ее кудрявая голова была на уровне его плеча, и когда она повернулась, в ее головном уборе сверкнули бриллианты.Несколько минут они молчали, а потом Александр неожиданно произнес:– Вы говорили, что жизнь удивительна. Если бы вы знали, насколько я согласен с вами! В своем поражении Наполеон приобретет больше друзей, чем он имел, когда успех сопутствовал ему, даже вы, мадам, с кем он обошелся так бесчестно. А я, победитель, окружен людьми, действующими против меня!– Безусловно, вы имеете в виду Талейрана. Ужасный человек, он действует против всех. Я иногда думаю, что ум его так же искривлен, как и нога. А кто еще, ваше величество?– Австрийцы, – ответил он.– Они, должно быть, боятся вас, – заметила она. – Раньше они боялись Наполеона, а теперь они боятся вас, полагаю потому, что вы его победили. Ненависть человечества – вот награда за величие. Когда-то что-то в этом роде сказал Бонапарт. Не могла же я сама такое придумать!Она посмотрела на него и улыбнулась, он порывисто поднес ее руку к губам и поцеловал. Было нечто невыносимо трогательное в ее преданности человеку, которого он победил, и в той искренности, с которой она обращалась с ним. Он заметил, что она все еще дрожала.– Вы еще очень молоды, ваше величество, – мягко проговорила она. – Сейчас мир принадлежит вам, как когда-то он принадлежал ему… Никогда не понимала, почему мужчинам это так важно. Но я сейчас достаточно стара, чтобы предаваться раскаянию. Я не смогла воспользоваться величайшей возможностью, какая только когда-либо выпадала на долю женщины. Меня любил величайший человек своего времени, а я была слишком глупа, чтобы оценить это. Я потеряла его и я заслужила это, но себя я никогда не прощу. Да, действительно похолодало! Нам лучше вернуться.– Мадам, – продолжал настаивать Александр, – позвольте предложить вам свое покровительство. Мне хотелось бы обеспечить ваше содержание, а также содержание голландской королевы и ее детей. Мне не хочется думать, что его величество король Людовик Может быть не щедрым. Прошу вас, позвольте мне сделать это.Она улыбнулась и покачала головой.– Неудивительно, что французский народ тянется к вам, – просто сказала она. – Вы очень хороший человек, ваше величество – гораздо, гораздо лучше, чем император. Его моя расточительность сводила с ума. А сейчас, боюсь, я опять вся в долгах.– Начиная с этого момента, уже нет, – отозвался Александр. – Предоставьте все эти дела мне, мадам, и не беспокойтесь больше о них. А вот и дом; нам осталось недалеко. Надеюсь, вы не простудились.Они вошли внутрь, где какое-то время посидели вместе с Гортензией, королевой Голландии. Жозефина снова была самой собой, улыбалась Александру. К ней вернулся переливчатый смех, изящные жесты, теперь она ничем не напоминала ту женщину в саду, которая с горечью в сердце предавалась горю и сожалению.Александр наконец-то поднялся и, склонившись, поцеловал ей руку. Он очень удивился, почувствовав, что она холодна как лед.Жозефина пожелала ему спокойной ночи, а ее дочь присела перед ним в глубоком поклоне, опустив глаза. Она почти ничего не сказала на протяжении всего вечера.Царь проследовал в свои апартаменты и лег в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77