По приезде он несколько дней незаметно от нас наблюдал за нашими с Лугундой играми, а однажды подошел поближе, сел на землю, прикрыл глаза ладонями, опустил голову на сдвинутые колени и погрузился в священный сон. Мы не отваживались пробудить его, потому что знали, что в такие минуты он общался с богами подземного мира. Вскоре у нас пропала охота шутить и веселиться; усевшись на бугорок, мы стали ждать, когда он пробудится.Посмотрев на нас потусторонним взором, друид произнес:— За твоими плечами, Минуций Лауций, я вижу свирепого зверя, похожего на пса с густой гривой, а Лагунда — одинокая защитница своих зайцев.— Это не пес, — ответил я обиженно. — Это лев, хотя, впрочем, такого благородного зверя тебе видеть не доводилось, а потому я прощаю тебе невольное заблуждение.— Твой пес, — невозмутимо продолжал Пьетро, — когда-нибудь загрызет зайцев. И разобьется тогда сердце Лугунды, и умрет она, если вы вовремя не расстанетесь.Я ошеломленно возразил:— Но я вовсе не желаю зла Лугунде. Мы же с ней как брат и сестра.— И как это римлянин может разбить мне сердце? — пренебрежительно фыркнула Лугунда. — А пса его я убью, вот и все. Я не верю в дурные сны, Пьетро, и Итуна не брат мне.Пьетро проговорил с отрешенным взглядом:— Лучше, если я поговорю с каждым из вас по отдельности. Сначала с тобой, Итуна Минуций, а потом с тобой, Лугунда. Посмотри пока за своими зайцами.Лугунда гневно сверкнула глазами, но не осмелилась перечить друиду. Пьетро скрестил ноги, взял в руку ветку и принялся рассеянно водить ею по земле.— В один прекрасный день римляне будут отброшены обратно за море, — сказал он. — Британия поклоняется богам подземного мира, и боги неба вовек не сумеют победить подземных. Римляне могут вырубить все наши священные дубравы, разбросать священные камни, повсюду понастроить свои дороги и даже обучить покоренные племена римскому земледелию, чтобы превратить их в своих данников; но придет день — и их утопят в море. Для этого должен только явиться муж, который постигнет военное искусство римлян и сможет сплотить племена, подняв их на совместную борьбу.— Оттого мы и держим здесь целых четыре легиона, — возразил я. — Через одно или два поколения Британия станет цивилизованной страной и в ней, как в любой другой римской провинции, установится прочный мир.Обменявшись таким образом мнениями, мы оба замолчали. Вдруг Пьетро спросил:— Что ты хочешь от Лугунды, Итуна Минуций? Он так угрюмо смотрел на меня, что я в смущении опустил глаза.— Не думаешь ли ты взять ее за себя по обычаю бриттов и подарить ей ребенка? — спросил Пьетро. — Не бойся. По римскому праву такой брак недействителен и не помешает тебе покинуть Британию, как только ты захочешь. Лугунда же сохранит ребенка в память о тебе. Но если ты будешь лишь забавляться с ней, сердце ее разобьется, едва ты оставишь ее.Мысль о ребенке привела меня в ужас, хотя одновременно я вдруг ясно осознал, чего именно желаю от Лугунды.— В Риме говорят: «Где ты, там и я» Официальная формула при бракосочетании.

, — объяснил я Пьетро. — Я не какой-нибудь там легкомысленный матрос или же бездомный торговец, который женится в каждом городе, где ему доводится бывать. Я не намерен так поступать с Лугундой.— Но для Лугунды в этом нет ничего зазорного, и ее не осудят ни родители, ни соплеменники, — возразил Пьетро. — Твой единственный недостаток в том, что ты римлянин, но, к счастью, ты знатный римлянин, а это уже совсем иное дело. У нас женщина обладает огромной властью. Она свободно выбирает себе мужа и даже может отправить его восвояси, если он ей не понравится. Жрица Зайца — не весталка, дающая обет безбрачия, как это заведено у вас в империи.— Я скоро уеду домой, — ответил я твердо. — В Британии мне стало тесно.Друид поговорил и с Лугундой. В сумерках она пришла ко мне, обвила руками мою шею, нежно посмотрела на меня своими янтарными глазами и проговорила, дрожа от волнения:— Итуна Минуций, ты знаешь, что я принадлежу тебе. Пьетро сказал, что ты собираешься покинуть нас и больше не возвращаться. Так неужели для тебя действительно позорно взять меня за себя по обычаю бриттов?Чувствуя озноб во всем теле, я ответил ей прерывающимся голосом:— Нет, никакого позора в этом нет; но это было бы несправедливо по отношению к тебе.— Справедливо — несправедливо, — сказала Лугунда, — какое мне до этого дело, когда я слышу, что сердце в твоей груди стучит не тише моего.Я положил руку ей на плечи, слегка отстранил ее и произнес:— Видишь ли, я так воспитан, что высшей добродетелью считаю самообладание, я умею управлять своими страстями.Лугунда упрямо возразила:— Я — твоя военная добыча, а ты — мой господин. Ты можешь делать со мной все, что пожелаешь. Тем летом ты даже не получил выкупа от моих родителей.Когда я лишь покачал головой, не произнеся ни слова, Лугунда жарко прошептала:— Возьми меня с собой. Я пойду за тобой, куда ты пожелаешь. Я брошу свое племя, брошу даже зайцев. Я стану твоей служанкой, рабыней, кем захочешь…Она опустилась передо мной на колени, так что уже не видела моего лица, и прошептала:— Если бы ты знал, чего стоили мне эти слова, римлянин, ты бы ужаснулся…Но я считал, что мне — как мужчине и как более сильному из нас двоих — следует защитить Лугунду от моей же собственной слабости. Я попытался объяснить ей это, но мой жалкий лепет не убедил девушку. Голова ее поникла. Вдруг она встала, враждебно посмотрела на меня и холодно произнесла:— Ты никогда не узнаешь, как глубоко ранил меня. С этого часа я возненавидела тебя и буду молить богов о твоей смерти.Какие странные слова! Конечно, после них следовало бы немедля уехать, однако только что кончилась жатва, и в домах отмечали древний праздник урожая, мой отъезд наверняка бы обидел родителей Лугунды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135