Эшфорд же расскажет ему, что ты делаешь и какой ведешь образ жизни. И затем Дикштейну станет ясно, что ты — тайный агент.
— Что-то сомнительно, — настороженно возразил Хассан.
— Отнюдь, — уверенно ответил Ростов, хотя Хассан был прав. — Это стандартная техника. Я и сам так не раз делал. И всегда срабатывало.
— Значит, если он свяжется с Эшфордом…
— У нас появится возможность снова сесть ему на хвост. Поэтому я бы хотел, чтобы ты отправился в Оксфорд.
— О! — Хассан не догадывался, к чему может привести разговор, и оказался в тупике. — Но Дикштейн мог просто позвонить по телефону…
— Мог, но такого рода разговоры предпочтительнее вести при личной встрече. Ты можешь сказать, что случайно оказался в городе и хочешь поболтать о добрых старых временах… а во время международного разговора трудно быть столь непринужденным. В силу этих же причин и следует прибыть на место, а не звонить по телефону.
— Может, вы и правы, — неохотно согласился Хассан. — Я планировал отправить сообщение в Каир, как только мы разберемся с распечаткой.
Вот именно этого Ростов и старался избежать.
— Хорошая мысль, — одобрил он. — Но сообщение будет выглядеть куда лучше, если вы сможете присовокупить к нему и известие, что удалось снова выйти на Дикштейна.
Хассан стоял, вглядываясь вдаль, словно надеялся увидеть отсюда Оксфорд.
— Давайте вернемся, — коротко сказал он. — Я уже нагулялся.
Настало время проявить общительность и дружелюбие. Ростов приобнял Хассана за плечи.
— Вы, европейцы, такие изнеженные.
— Только не пытайтесь меня убедить, что у КГБ в Москве трудная жизнь.
Выйдя к дороге, они остановились, пережидая поток машин.
— Ох, послушай, — спохватился Ростов, — все время хотел спросить. Ты трахал жену Эшфорда?
— Не больше четырех или пяти раз в неделю, — хмыкнул Хассан и, довольный, громко расхохотался.

Он явился на станцию слишком рано, поезд запаздывал, так что ему пришлось провести тут целый час. Единственный раз в жизни он прочитал «Ньюсуик» от корки до корки. По приходе поезда она едва ли не бегом кинулась к нему по платформе, широко улыбаясь. Как и вчера, она обняла его и расцеловала: на этот раз поцелуй был несколько продолжительнее. Он смутно предполагал, что увидит её в длинном платье, окутанную шелками, как жена банкира в «Клубе-61» в Тель-Авиве: но, конечно же, Сузи принадлежала к другому поколению в другой стране и явилась в высоких сапожках, голенища которых исчезали под подолом юбки, спускавшейся чуть ниже колен, и в шелковой блузке, стянутой широким поясом. На лицо наложен макияж. Руки её были пусты, ни плаща, ни сумочки, ни косметички. Несколько мгновений они стояли молча, лишь улыбаясь друг другу. Дикштейн, по-прежнему плохо представлявший, что ему делать, предложил ей руку, как вчера, и. по всей видимости. этот его жест обрадовал её. Они двинулись к стоянке такси. Когда они сели в машину. Дикштейн спросил:
— Куда вы хотели бы направиться?
— Вы не заказали столик?
Я должен был бы это сделать, пришло ему в голову, но он признался:
— Я не знаю лондонских ресторанов.
— На Кингс-Роуд, — велела Сузи водителю. Когда машина снялась с места, она глянула на Дикштейна и сказала:
— Привет, Натаниель.
Никто ещё не называл его Натаниелем. Ему понравилось.
Небольшой ресторанчик в Челси, который она выбрала, был погружен в уютный полумрак. Когда они шли к столику, то Дикштейну показалось, что он видит несколько знакомых лиц, и в желудке у него возник ком; минуту спустя он понял, что это популярные исполнители, фото которых мелькают на страницах журналов, после чего снова расслабился. Он с удовольствием отметил, что в зале люди всех возрастов, ибо слегка опасался, что окажется среди них самым старым.
Они сели, и Дикштейн спросил:
— Вы водите сюда всех своих молодых людей? Сузи одарила его холодной улыбкой.
— Это первая глупость, которую я от вас услышала.
— Я исправлюсь. — Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
— Что вы хотите заказать? — спросила она, и неловкость прошла.
— Дома я питаюсь просто и незамысловато, тем, что и все. В отлучке я живу в гостиницах, где мне вечно подсовывают какие-то загадочные блюда. А больше всего мне нравится то, чего здесь не подадут: жареный бараний окорок, пудинг из почек с зеленью, ланкаширская похлебка.
— Знаете, что меня в вас больше всего привлекает? — улыбнулась она. — Вы не имеете представления, что является изысканностью, а что нет, но в любом случае она вас совершенно не волнует.
Он коснулся лацканов пиджака.
— Вам не нравится этот костюм?
— Нравится, — сказала она. — Хотя, скорее всего, он вышел из моды, уже когда вы его покупали.
Он остановился на куске мяса с вертела, а она на тушеной печенке, которую ела с завидным аппетитом. Он заказал бутылку бургундского, ибо это тонкое вино как нельзя лучше подходило к печенке, мягко дав ей понять, что хоть в винах он разбирается, поскольку такова его работа. Сузи опустошила добрую половину бутылки, что он ей с удовольствием позволил: у него же не было аппетита.
Она рассказала ему, как в свое время принимала ЛСД.
— Это просто незабываемо. Я чувствовала все свое тело, словно я в нем и вне его. Я слышала, как бьется сердце. Кожа просто пела от счастья, когда я прикасалась к ней. И вокруг полыхание красок… А я все задавалась вопросом: то ли наркотик в самом деле показывает мне эти красоты, то ли он привел меня в такое состояние? Это был новый путь осознания мира или же он просто усиливает ощущения, которые всегда присутствуют в вас?
— Но потом у вас не возникало потребности в нем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120