Он заметил, что губы ее дрогнули, но она прикусила язык и грустно покачала головой.
— Дети, дети. Ну-ка отпустите Диониса. Взгляните, что вы натворили. Он весь расцарапан и в синяках. Какие же вы злые!
— Он схватил тебя.
— Ты кричала.
— Он тебя тряс.
Три звонких голоска — и безмолвные возражения остальных.
— И вы кинулись меня спасать, — мягко проговорила Афродита. — Ладно, я вас прощаю, но Дионис — друг. Вы же это знаете. И знаете, что он никогда не причинит мне зла. Он пытался помешать мне сделать то, чего делать было нельзя и что принесло бы вред Эросу, а он и его друг. А теперь попросите прощения.
Они извинились — неохотно, но дружно. Дионис улыбнулся повешенным носам.
— Я понимаю, — сказал он. — Вы прощены. Вы не могли поступить иначе. Афродита бесценна, и ее надо защищать.
Мягкий серебристый смех Афродиты прозвучал чуть печально — лицо ее все еще было обращено к покоям Эроса. Потом она снова вздохнула.
— Уже поздно, дети. А ну марш в постель, вы все.
Они дружно двинулись прочь, хотя двое младших и оглядывались — с некоторым сомнением. Афродита улыбалась им, но молчала, пока звук их шагов не стих за закрытой дверью. Потом прислушалась, но дом был тих. Взмах руки — и вспыхнули волшебные лампы; стены были расписаны так, чтобы создавать впечатление сада; негромко звенел фонтан. Сияли ночные цветы. Афродита опустилась в кресло и указала на другое Дионису. Он сел не сразу — смотрел на покои Эроса.
— Можно мне пройти к нему?
— Он спит. С ним Асклепий.
Дионис с облегчением кивнул и сел. Поговаривали, что Асклепий может вылечить все — иногда даже смерть.
— Мои Уста сказали, Эрос любим Матерью, и еще — что Она послала мне Видение, чтобы защитить его.
— Хоть мне это и не нравится, твои Уста, возможно, сказали правду. Он едва мог говорить, но все время твердил: «Не трогай Психею. Не трогай ее». Ладно, я не трону — но она заплатит за то, что сделала. Почему, Дионис? Ты так и не ответил мне. Что сделала Психея — и зачем она это сделала?
— Что касается «зачем» — я и сам не знаю. Я задавал тот же вопрос моим Устам — и она сказала: мое Видение не объясняет этого. Спроси Психею. А что она сделала — легко понять. Ложе укрывала тьма. Психея наложила заклятие — и тьма исчезла. Хоть мои Уста и не истолковали этого, тут все достаточно ясно. Психея хотела разогнать тьму. Почему, зачем — не знаю. Единственное, что сказали об этом мои Уста, — что все делалось от великой любви и стремления помочь.
— Тупая шлюха! — Нежные черты Афродиты не были созданы для гнева, однако именно гнев отражали они сейчас. — Похоже, она едва не погубила Эроса просто из дурацкого любопытства — ей захотелось взглянуть, что скрывает тьма. — Она негромко всхлипнула. — Эти смертные! Твои Уста тоже смертная. Ты веришь ее словам?
— Да. Она никогда не ошибалась. — Он задумчиво нахмурился. — Мало того, когда я с ней — мне кажется, что-то касается... моей души. Она способна благословлять лозы не хуже, чем я. Как и Эрос, она обласкана любовью Матери. Я чувствовал, как Сила вливается в нее — и на виноградниках, и когда она танцует Хвалебный танец. Она больше, чем просто смертная.
Афродита склонила головку набок. Хоть она и прислушивалась все время, ловя малейший звук из покоев Эроса, последние слова Диониса привлекли ее внимание.
— Как Семела? — спросила она.
— Больше, чем Семела. Я отыскал Семелу, потому что она моя мать. Потому что считал, что Зевс обманул ее. Потому что... ладно, не важно. Я ошибался. Теперь — не ошибаюсь. Ариадна не боится меня. У нее нет в этом нужды — ей дано смирять мое... мое безумие.
— Смирять?.. — Теперь все внимание Афродиты было обращено на Диониса. — Ты уверен, что не ошибаешься насчет этой жрицы? — мягко спросила она. — Здесь был Силен — приходил рассказывать истории детям, — так он весь в синяках и шишках. Со мной он не говорил, но у него все на лице написано, да и по отметинам вполне можно догадаться, в какую... дикую историю он попал.
— Все верно, — мрачно согласился Дионис. — Я благословлял виноградники кровью и похотью. — Он поднял взгляд и пристыженно улыбнулся. — Больше кровью, чем похотью. Но вины моей жрицы в этом нет. Я поссорился с ней и не видел... два года.
Глаза Афродиты широко распахнулись.
— Она поссорилась с тобой — надо думать, достаточно серьезно, раз уж ты на два года оставил ее... — и до сих пор жива? Да уж, тогда ей и правда дано смирять твой гнев.
— Лучше сказать — успокаивать. Гнев не сливается в закупоренный сосуд, чтобы вырваться, как только будет вынута пробка, нет — она словно заливает мой огонь дождем.
— А ты не любишь, когда тебя гасят? — спросила Афродита. — Поэтому ты и ушел от нее?
— Нет. Она отреклась от меня. — Дионис повел плечами. — Она была права. Я понимал это, но... Помнишь, меня преследовало Видение белого быка с головой человека?
— Помню, конечно. — Судя по голосу, Афродита удивилась. — Ты зашел ко мне рассказать об этом — здесь еще был Гефест... или он пришел позже?.. В этом я не уверена, но о Видении про белого быка помню.
— Я не мог избавиться от него, потому-то и пришел к тебе. Я надеялся, разговор с тобой сотрет его из моей памяти. Не тут-то было. И только когда чуть позже Ариадна Призвала меня и объяснила, что же я Видел, — оно ушло. Потом мне было еще одно Видение на ту же тему, — рот Диониса скривился от отвращения, — и она сказала, что оно означает: ее мать в обличье коровы совокупилась с Посейдоном в обличье быка.
— Обычно это Зевсова маска, — заметила Афродита. — Она что, перепутала их?
— О нет. Все было правильно. После той ночи родилось чудовище — мальчик с головой быка.
— Ужас! Посейдон, должно быть, очень зол на семью твоей жрицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129