Однако сам Клаузен вспоминает, что за эти годы он передавал ежегодно около 40 тысяч слов, и, конечно, радировать он начал не с 1939-го, а с 1935 года. Причем особенно много сообщений пришлось на 1941 год, когда было много срочной информации, а курьерская связь почти прекратилась.
Поначалу Зорге старался, чтобы члены группы как можно меньше знали друг друга. Теоретически он должен был быть единственным, кто имеет связь с остальными членами группы. Но это теоретически. А практически все было не совсем так.
Правда, совместных пикников и дружеских посиделок, как в Китае они уже не устраивали. Но все же Рихарда знали все основные члены группы. Макса Клаузена тоже все знали, и он знал всех. Главных членов группы знал и Мияги. Рихард и Мияги приходили в дом к Вукеличу, благо его первая жена была посвящена в работу мужа и даже иной раз ему помогала. В 1940 году он во второй раз женился – на японке – и тогда эти посещения прекратились. С рядовыми информаторами, правда, встречались только те, кто держал их на связи.
Сначала с японцами Рихард встречался в ресторанах. Но примерно с 1940 года это стало затруднительно, поскольку беседующие между собой японцы и иностранцы привлекали слишком большое внимание. Тогда Рихард стал встречаться с японцами у себя дома. Вот и получилось так, что в ядре резидентуры все знали всех.
Уиллоуби в своем исследовании выделил несколько правил конспирации, которые действовали в группе «Рамзай» (и не только там они действовали, а во всей советской разведке). Одни из них общеизвестны, другие мало кто знает. Приведем их все.
1. Профессиональная деятельность каждого члена разведгруппы не должна была вызывать никаких подозрений.
2. После каждого выхода в эфир исходный текст для кодирования менялся. (Несколько позже в наших резидентурах вообще ввели одноразовые шифроблокноты.)
3. Члены группы не имели права поддерживать контакт с лицами, известными своей принадлежностью к коммунистической партии или симпатизировавшими коммунистам. (Если бы эти контакты еще и на самом деле не поддерживали! Скольких провалов удалось бы избежать…)
4. После каждого сеанса радиосвязи рация разбиралась, ее детали хранились отдельно.
5. Встречи с курьерами московского Центра проходили в условиях строжайшего соблюдения конспирации; подлинные фамилии при этом, например, никогда не употреблялись.
6. Каждый из разведчиков имел конспиративную кличку. В текстах радиограмм и при разговорах нельзя было называть даже подлинные имена.
7. Все географические наименования и названия источников информации также шифровались. Так, Владивосток в радиограммах именовался «Висбаден», Москва – «Мюнхен». То же правило действовало и для источников информации. «Марта», к примеру, означало «военный атташе Германии в Токио», «Паула» – «вице-адмирал Веннекер», «уайт боттл» – «военно-морской флот Германии», «грюн» – «Япония», «грин бокс» – японская армия, «Мак» – «Мацуока» и пр.
8. Все записки и документы, содержание которых могло вызвать подозрения, по использовании подлежали уничтожению.
Эти принципы, столь восхитившие американского генерала (одной из целей составления этой записки, кстати, было использование советского опыта в работе американских спецслужб, которые тогда находились в процессе становления) – так вот, эти принципы совсем не вызывали восхищения в Центре. Все это было нечто само собой разумеющееся, но в целом уровень конспирации группы «Рамзай» никакого восторга не вызывал.
Обычно кадровых разведчиков время от времени отправляли поработать в центральном аппарате, перемежая сидением в кабинетах Разведупра заграничные командировки. Это был совсем не отдых, а важная составляющая опыта разведчика. Иной взгляд на ту же работу, школа, точно так же необходимая, как и вторая ипостась той же деятельности – охота за чужими разведчиками, участие в играх и пр. Зорге всей этой школы не прошел. Он был в чистом виде разведчик, агент – и в этом была его слабость.
«Вот идут двое – корреспондент и разведчик, – говорит Борис Гудзь. – Им нужна информация. А потом их пути расходятся. Журналисту вполне достаточно добытых сведений для статьи. Разведчик же продолжает движение, ему нужна информация постоянно новая. Значит, требуется агентура, вербовка… И если человек, даже талантливейший, уровня Рамзая, на этапе перехода от журналиста к разведчику минует школу, в которой он должен усвоить законы контрразведки, то у него могут случаться некоторые заскоки, потери, ошибки… И мы старались как-то обогатить Рамзая столь необходимыми ему знаниями…
Корр. В чем же конкретно эти, как вы называете, „заскоки“ проявлялись?
– Он, к примеру, гонял по Токио на мотоцикле. Да там в 30-х движение было такое, как у нас сегодня в Москве. Можете себе представить, чтобы серьезнейший резидент с мощнейшей сетью – и на мотоцикле! Происходит авария, Зорге – без сознания, с ним – секретные материалы. Да он тогда чуть не попал в полицию с этими документами! Мы, естественно, мотоцикл строжайше запретили. Или передает в Москву по радио вот такие длиннющие телеграммы. Они скорее характера журналистского, а не разведывательного. Конечно, интереснейшие – в газету, лучше даже по размеру в журнал для публикации. Но мы же имели здесь все японские газеты, здесь у нас японисты сидели, их анализировали и все прекрасно понимали. Опасно было столько передавать: Зорге же знал, что в Токио есть радары, которые стараются уловить все переговоры. К счастью, здесь пронесло…»
Еще в Китае Рихард полюбил гонять на мотоцикле, причем с недозволенной скоростью и далеко не всегда в трезвом виде, и авария, о которой говорит Гудзь, была для него не первой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64