Мои кобылки, напуганные стрельбой и криками, понесли. Я накинул вожжи на высокий облучок, спустился как можно ниже и вцепился руками в сидение. Спрятаться от мощной пули за пружинной спинкой сидения было нереально, но инстинкт оказался сильнее разума.
– Стой, застрелю! – надрывался сзади все тот же голос.
Опять выстрелили. Я не знаю, куда целился стрелок, но пуля вновь бесполезно свистнула над головой, никуда не попав.
«Если он попадет в лошадь, мне не уйти, – подумал я. – На снегу в темном пальто я буду классной мишенью.»
К моей чести, даже мысли начать отстреливаться у меня не появилось.
Между тем мои лошади продолжали нестись во весь опор, мотая узкий фаэтон по всей ширине дороги. Крики сзади начали отставать, и стрельба прекратилась.
Я сел на скамью и опять нормально взял в руки вожжи. Почувствовав узду, кобылки начали успокаиваться и пошли ровнее. Я не стал их придерживать. Даже напротив, слегка подстегнул по бокам.
Наконец перелесок кончился, а за ним, как я погнил, уже был перекресток. Я попытался придержать лошадей, но они, разгоряченные бегом или испугом, плохо слушались. Пришлось громко закричать: «Тпру» и сильно натянуть вожжи. Скорость бега немного упала. Впереди показалась темная полоса тракта, мне следовало свернуть налево, на север, но в последнюю секунду по какому-то наитию я повернул на юг. На большой скорости санки чуть не перевернулись, но дальше по широкой, наезженной дороге выровнялись и поехали прямо. Я опять подбодрил лошадей. С версту они еще шли длинным галопом, но потом начали сбиваться на короткий шаг и мотать мордами в мою сторону, как бы призывая умерить пыл. Я отпустил вожжи, и они тут же перешли на медленную рысь.
Дорога по-прежнему была пустынна, и один Бог знает, куда она вела. По «азимуту» и направлениям, проходившим по этой местности, можно было предположить, что это Калужский или Варшавский тракт, Осталось только добраться до какого-нибудь населенного пункта и выяснить, насколько это соответствует действительности.
Теперь мои лошадки еле плелись и тяжело дышали. Я остановил их и прислушался. Кругом было тихо. Вспомнив какую-то детскую сказку, я лег на дорогу и прижался к ней ухом. Стука подков слышно не было. Или мои преследователи взяли неверный след (на что я очень рассчитывал), или значительно отстали. Я подошел к лошадям, они были мокрыми от пота, а мороз все усиливался. Под сидением я нашел тряпку и вытер их крупы. После этого мы опять пустились в путь.
От пережитого волнения я согрелся, но потом опять начал мерзнуть…
На дороге по-прежнему никого не было. С полчаса мы трусили по большаку, пока, наконец, впереди не замаячило темное пятно, напоминающее человека. Я подстегнул лошадей, и мы быстро догнали крестьянского парнишку, бредущего по обочине. Одет он был в армяк и баранью шапку вроде кубанки.
– Эй, паренек, – окликнул я его, – не подскажешь, что это за дорога?
Прохожий оглянулся на меня и ответил ломким, слабым голоском:
– Не знаю, добрый человек.
– Как это не знаешь? – удивился я. – Идешь и не знаешь, куда?
Путник посмотрел в мою сторону, потом отвернулся и вдруг сказал такое, от чего я едва не свалился с саней:
– Все дороги на Руси ведут ко Льву Николаевичу, поди, и эта туда же ведет.
Услышать такую ересь на ночной дороге от крестьянского паренька было совершенно неожиданно. Что за Лев Николаевич, я понял не сразу, но потом догадался:
– К какому Льву Николаевичу? Толстому, что ли?
– Да, к графу Льву Николаевичу Толстому, – поправил меня крестьянин. – Надежде всей земли Русской!
– Ясно, значит эта дорога на Тулу? – уточнил я, имея в виду расположение Ясной Поляны.
– Все дороги на Руси ведут в Ясную Поляну, – подтвердил странный мальчик. Говорил он каким-то, как я уже заметил, ломким, затухающим голосом и вдруг начал оседать на дорогу. Это выглядело совсем уже странно, и я сначала подумал, что он просто пьян.
Но слишком он был юн, да и пока я его не догнал, шел не качаясь.
«Наверное, толстовец», – подумал я, вспомнив, какой популярностью пользовался великий граф у своих современников во всем мире.
Я соскочил со своего фаэтона, подошел к нему и помог подняться на ноги. «Толстовец», когда я разглядел его вблизи, оказался худеньким юношей с окоченевшим, заострившимся лицом. Глаза его были полузакрыты, и когда удалось поставить его на ноги, он посмотрел на меня едва ли не со смертельной мукой.
«Только этого мне не доставало», – подумал я и подтащил его к повозке.
– Я ничего, я пойду, мне нужно идти, – бормотал парнишка, обвисая у меня на руках.
Пришлось забросить его на сидение, как мешок с картошкой. Оставлять его на дороге было нельзя, он бы неминуемо замерз. Молодого человека била крупная дрожь, и он находился в полуобморочном состоянии. Самым правильным было бы дать ему выпить стакан водки, но, увы, мои похитители о водке, как и о теплом платье не позаботились.
Я пристроил парнишку на сидении так, чтобы он не вывалился по дороге, уселся на свое место и подстегнул кобылок. Они, пока мы стояли на месте, начали покрываться инеем и без понуканий пошли коротким галопом.
– Ты говорить-то можешь? – поинтересовался я у своего нежданного попутчика.
– Могу… – проблеял он дрожащим голосом.
– Откуда ты взялся?
– Из Херсонской губернии.
– Откуда? – удивленно переспросил я. – И что, так всю дорогу и идешь пешком?!
– Нет, только от Москвы…
– Деньги-то у тебя есть? – после долгого молчания задал я животрепещущий для меня вопрос.
– Есть немного, маменька заставила взять в дорогу.
– Молодец твоя маменька, – похвалил я предусмотрительную родительницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94