Наконец, обессиленная, она резко что-то воскликнула и поднялась навстречу его настойчивой руке, как бы ударив его, а затем, выдохнув, окончательно сдалась, качая головой, расслабив бедра, только продолжала истово шептать:
— Деньги… деньги…
Всем телом она потянулась к нему, притягивая его к себе, на себя и в себя.
— Окрашу тебя в зеленый, — прошептал он.
— Да, да, пусть я стану зеленой, — твердила она.
— Ты растаешь, как мед, — шептал он.
— Да, да, пусть я растаю, — повторила она.
И он ринулся на нее с силой и уверенностью, о которых столько мечтал, и слышал, как она прошептала:
— Ох, негодяй, ты же обещал мне…
Но он не нарушил своего обещания. Он сказал ей, что уложил ее на зеленую лужайку, и он именно так и сделал, хотя и не посвятил ее в свою тайну, потому что даже любовники должны хранить про себя свои маленькие тайны. Но он совершенно буквально сделал то, что обещал ей. И вдруг его охватил приступ хохота. Прижимая девушку к себе, прижимаясь губами к ее горлу, он начал безудержно смеяться, и она сказала:
— Прекрати, ненормальный, щекотно же.
— Ты хоть знаешь, что мы сейчас делаем? — спросил он и сел.
— Да уж знаю, — ответила Мерили, неловко оправляя юбку.
— А знаешь где?
— Прямо в Публичной библиотеке Нью-Йорка.
— Правильно. А знаешь, на чем?
— На полу.
— Не правильно.
— Извини, на твоем пиджаке.
— Неверно.
— Тогда на чем же?
— На пятистах тысячах долларов, — сказал Малони, встал на ноги, отряхнул брюки и протянул девушке руку.
— Могу я попросить тебя встать?
— Конечно, — озадаченно сказала она и дала ему руку.
Он помог ей подняться и, усмехаясь, взял пиджак. Вытряхивая из него пыль, он сказал:
— Ты что-нибудь слышишь?
— Нет. — Послушай внимательно.
— Все равно я ничего не слышу.
— Ну, слушай же, — сказал он и намеренно провел ладонью по пиджаку долгим движением, счищая пыль со спины, плечей и рукавов и склонив голову набок, усмехаясь ничего не понимающей девушке, которая смотрела на него так, словно после всего он повредился в уме.
— Ничего я не слышу.
— Не слышишь, как шуршит шелк?
— Нет.
— И не слышишь, как шелестят крылья ангелов?
— Нет!
— Неужели ты не слышишь, прелесть моя, как шуршат деньги?
— Говорю тебе, я ничего такого не слышу.
— У тебя есть нож? — спросил он.
— Нет.
— А ножницы?
— Тоже нет.
— А случайно в твоей сумочке нет маникюрного набора?
— Все, что у меня там есть, это водительские права и тот пистолет. Где деньги?
— Мне нужно распороть этот шов.
— Зачем?
Малони усмехнулся и повертел пиджак в руках. Он чувствовал плотный слой денег, зашитых под подкладку, мог прощупать очертания каждой пачки, спрятанной между тканью и подкладкой. Он раздумывал, вынимать ли ему пачки одну за другой и по очереди бросать их на пол к ногам Мерили или лучше просто подпороть шов внизу и позволить пачкам падать на пол как попало, чтобы это походило на денежный дождь. Он решил, что будет очень приятно видеть, как идет дождь из денег, поэтому ласково усмехнулся Мерили, которая внимательно и настороженно следила за ним, сощурив глаза, и чувственное выражение совершенно исчезло с ее лица. Пиджак был превосходно сшит, он-то сразу понял, что К, и его компания обладала отличным вкусом. Пиджак не только отличался элегантным фасоном, но и сшит был на совесть. Стежки шва плотно прилегали друг к другу, все было сделано от руки, все было предусмотрено, чтобы обеспечить сохранность клада при любом несчастном случае по пути в Рим. Наконец Малони удалось разорвать нитки первых нескольких стежков зубами, что мама категорически запрещала ему делать, после чего он втиснул палец в образовавшуюся дырку и стал распарывать нитки вдоль всего шва, придерживая полу пиджака, чтобы деньги не выпали раньше, чем он не устроит из них настоящий дождь. Распоров шов до конца, он встал с корточек, все еще удерживая пиджак так, чтобы из него ничего не выпало, протянул его вперед на обеих руках и сказал:
— Сейчас пойдет дождь из денег, Мерили.
— О, пусть он скорее пойдет! — сказала Мерили.
— Это будет настоящий ливень из пятисот тысяч долларов.
— О да! Да! Да!
— Он зальет весь этот пол.
— Пусть себе зальет, беби! — сказала девушка.
— А потом мы снова займемся любовью, — сказал Малони.
— И не один раз, а полмиллиона раз, — сказала девушка. — По одному разу за каждый доллар.
— Ты готова?
— Я готова, беби, — сказала она, сияя глазами.
— А вот и они! — сказал Малони. — Вот они — пятьсот тысяч долларов в настоящих американских бумажках! Кап-кап-кап! — И он отпустил подкладку пиджака.
Глава 4
КОЛЛАХЭН
Пачки посыпались на пол дождем, как и ожидал Мелони — кап, кап, кап, — большие крупные капли денежного дождя шлепались на каменный пол, вздымая густые облака вековой пыли, поначалу затруднявшие видимость, почему он и решил, что ему просто почудилось то, что он увидел. Плюх, шлеп, плюх, шлеп, продолжали выскальзывать из пиджака пачки, усеивая все вокруг, а они с девушкой, как зачарованные, смотрели на восхитительный дождь из денег… Постепенно пыль осела, и они не могли отвести ошеломленных взглядов от груды пачек, и Малони отчаянно захотелось плакать.
Все эти бесчисленные пачки стоили ровно десять центов, то есть столько, сколько стоит пятничный номер «Нью-Йорк тайме»: ведь они были из нее изготовлены. Малони продолжал глядеть на пачки, которые кто-то очень старательно нарезал по размеру банковских купюр, а затем сложил и аккуратно стянул каждую пачку резинкой, стараясь, чтобы каждая пачка была достаточно тонкой, чтобы ее можно было зашить под подкладку похоронного пиджака. Он не отводил глаз от пола, потому что попросту боялся встретиться с взглядом девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71