ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
подожди же Эдит уходить в эту тень оставайся со мной я прошу я молю потому что тебя только в мире люблю Эдит Эдит Эдит все зря Эдит все напрасно Эдит Эдит нет тебя Эдит и ты никогда не придешь Эдит никогда твой муж одинокий муж не отправится в путешествие не поднимется и не спустится не окажется не покажется не отвяжется не аукнется не откликнется Эдит Эдит Эдит вернись Эдит муж одинокий твой Эдит только образ твой Эдит недоласканный недолюбленный недоцелованный Эдит твой одинокий муж Эдит где мне силы взять Эдит твой одинокий муж муж одинокий твой твой одинокий муж
26
Занимаясь своим исследованием, я как-то наткнулся на сведения об «Источнике Текаквиты». В каком-то учебнике о нем с душевной теплотой писал один
иезуит. «Il у a longtemps que je t'aime» . Должно быть, я тогда устроил себе в библиотеке перерыв. В книжной пыли я мурлыкал под нос старую напевную мелодию. Я думал о ледяных потоках и чистых озерах. Пол-абзаца устами священника говорил Христос. Он вел речь о роднике, названном «Источником Текаквиты». Священник этот – не кто иной, как уже знакомый нам Эдуард Леконт, и из этой половины абзаца мне стало ясно, что он любил девушку. Священник скончался 20 декабря 1929 года – le 20 d?cembre 1929. Умер ты, отец. Этот иезуит запал мне в душу – сначала я к нему отнесся плохо, потому что мне казалось, что он писал для церкви, а не о Растущей Лилии. В тот вечер источник освежил меня, как в другой освежил снег. Я чувствовал его кристальную чистоту. Мой библиотечный закуток превратился в уголок сотворенного мира, заполнился холодными сияющими очертаниями сущего в его долженствующей форме. Entre le village, – писал он, – entre le village et le ruisseau Cayudetta – между деревней и речушкой Каюдетта, – au creux d'un bosquet solitaire, – в одинокой роще, растущей в низине, – sortant de dessous un vieux tronc d'arbre couvert de mousse, – вытекая из-под старой, покрытой мхом коряги, – chantait et chante encore de nos jours, – пел тогда и поет теперь, – une petite source limpide, – маленький чистый ключ… Из него-то девушка и брала воду – каждый день, девять лет кряду. Как же много ты знать должна была, Катерина Текаквита. Какое блаженство рассудочности, восхитительной рассудительности, восхищающей, как чистое сияние фактов, как ощущение кожи; какая же тоска по рассудочности одолевает меня сейчас по трезвости, обретенной среди истлевших оболочек шутих, ожогов, горящих жалостью к самому себе – осколочной фрагментации собственной личности. 3285 раз ты приходила к этому старому дереву. Да здравствует История, донесшая до нас эти сведения. Хочу знать тебя так же, как ты знала эту тропинку. Как же хорошо знакома эта маленькая тропинка твоим мокасинам из оленьей кожи. Мир насыщен ароматом леса. Он пропитал твои кожаные одежды, он следует за тобой, куда бы ты ни шла, им проникнут даже хлыст, который ты носишь с собой в котомке. Я верю в григорианское небо, где святых – хоть пруд пруди, да, безграмотный Папа Римский, я тебе верю. Тропинка наводнена фактами. Прохладный ручей, журчащий в соснах, и сейчас журчит так же, как тогда. Пусть факты вызволят меня из кухни. Пусть не позволят они мне играть собой, как колесом рулетки. Какое блаженство знать о том, что она делала.
27
Двадцать седьмой день пошел, как я начал, потому что обещал Ф. Ничего не помогает. Сплю как бог на душу положит, фильмы пропускаю. Ожогов много прибавилось. А дерьма все меньше. Кончились все «римские свечи» на двенадцать выстрелов, сгорели почти все шестьдесят четыре бенгальских огня, не осталось больше «свистящих бомб», которые и не думали свистеть, и этих так называемых «космических фонтанов». Все это – как грязное белье, но и настоящее белье тоже грязное, а когда-то, аккуратно упакованное в целлофан, оно сулило мне такие блестящие виды! Теперь у меня стали волосы расти из-под ногтей.
28
Если бы Эдит увидела эту комнату, ее бы вырвало. Ф., почему ты ради меня ее убил?
29
Сейчас я расскажу, как случилось, что у Ф. было такое потрясающее тело. Еще раз себе самому это объяснить хочется. КАК ТЕЛО ДЖО ПРИНЕСЛО ЕМУ СЛАВУ ВМЕСТО СРАМА: такое название мы прочли как-то днем на последней странице обложки какого-то американского комикса, когда нам было по тринадцать. Мы сидели на сундуках в заброшенном солярии на третьем этаже детского приюта. Крыша помещения была стеклянной, но там царил такой же мрак, как и в других комнатах, потому что все оно было покрыто сажей неправильно спроектированного каминного дымохода. Мы часто здесь прятались. ТЕЛО ДЖО было в центре внимания рекламного объявления о курсе культуризма. Путь Джо к успеху прослеживался на семи аляповатых рисунках. Смогу я их вспомнить?
1. Джо тощий, как скелет. Его ноги, как хилые палочки. Красные плавки висят на бедрах, как семейные трусы на вешалке. Рядом с ним смазливая подружка. Ее ляжки толще, чем у него. Зеркальность морской глади на заднем плане картинки резко контрастирует с тяжким испытанием, выпавшим на долю Джо – над ним глумится внушительного вида амбал. Лицо этого малого от нас скрыто, но подружка сообщает Джо, что этот тип – известный в тех краях возмутитель спокойствия.
2. На горизонте возникает маленький парус. Нам видна рожа громилы. Хорошо просматривается его раздутая от пива мощная грудь. Подружка обхватила руками коленки, задумавшись о том, почему согласилась пойти на пляж с таким слабаком. Громила заставил Джо подняться и ждать очередного оскорбления.
3. Парус скрылся. У самого моря маленькие фигурки играют в мяч. Появились чайки. Страдалец Джо стоит рядом с уходящей от него девушкой. Она надела белую шляпку с полями и отвернула от него груди. Она бросает ему реплику через правое плечо. Тело ее массивно, в нем видится зрелость материнства, грудь провисает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
26
Занимаясь своим исследованием, я как-то наткнулся на сведения об «Источнике Текаквиты». В каком-то учебнике о нем с душевной теплотой писал один
иезуит. «Il у a longtemps que je t'aime» . Должно быть, я тогда устроил себе в библиотеке перерыв. В книжной пыли я мурлыкал под нос старую напевную мелодию. Я думал о ледяных потоках и чистых озерах. Пол-абзаца устами священника говорил Христос. Он вел речь о роднике, названном «Источником Текаквиты». Священник этот – не кто иной, как уже знакомый нам Эдуард Леконт, и из этой половины абзаца мне стало ясно, что он любил девушку. Священник скончался 20 декабря 1929 года – le 20 d?cembre 1929. Умер ты, отец. Этот иезуит запал мне в душу – сначала я к нему отнесся плохо, потому что мне казалось, что он писал для церкви, а не о Растущей Лилии. В тот вечер источник освежил меня, как в другой освежил снег. Я чувствовал его кристальную чистоту. Мой библиотечный закуток превратился в уголок сотворенного мира, заполнился холодными сияющими очертаниями сущего в его долженствующей форме. Entre le village, – писал он, – entre le village et le ruisseau Cayudetta – между деревней и речушкой Каюдетта, – au creux d'un bosquet solitaire, – в одинокой роще, растущей в низине, – sortant de dessous un vieux tronc d'arbre couvert de mousse, – вытекая из-под старой, покрытой мхом коряги, – chantait et chante encore de nos jours, – пел тогда и поет теперь, – une petite source limpide, – маленький чистый ключ… Из него-то девушка и брала воду – каждый день, девять лет кряду. Как же много ты знать должна была, Катерина Текаквита. Какое блаженство рассудочности, восхитительной рассудительности, восхищающей, как чистое сияние фактов, как ощущение кожи; какая же тоска по рассудочности одолевает меня сейчас по трезвости, обретенной среди истлевших оболочек шутих, ожогов, горящих жалостью к самому себе – осколочной фрагментации собственной личности. 3285 раз ты приходила к этому старому дереву. Да здравствует История, донесшая до нас эти сведения. Хочу знать тебя так же, как ты знала эту тропинку. Как же хорошо знакома эта маленькая тропинка твоим мокасинам из оленьей кожи. Мир насыщен ароматом леса. Он пропитал твои кожаные одежды, он следует за тобой, куда бы ты ни шла, им проникнут даже хлыст, который ты носишь с собой в котомке. Я верю в григорианское небо, где святых – хоть пруд пруди, да, безграмотный Папа Римский, я тебе верю. Тропинка наводнена фактами. Прохладный ручей, журчащий в соснах, и сейчас журчит так же, как тогда. Пусть факты вызволят меня из кухни. Пусть не позволят они мне играть собой, как колесом рулетки. Какое блаженство знать о том, что она делала.
27
Двадцать седьмой день пошел, как я начал, потому что обещал Ф. Ничего не помогает. Сплю как бог на душу положит, фильмы пропускаю. Ожогов много прибавилось. А дерьма все меньше. Кончились все «римские свечи» на двенадцать выстрелов, сгорели почти все шестьдесят четыре бенгальских огня, не осталось больше «свистящих бомб», которые и не думали свистеть, и этих так называемых «космических фонтанов». Все это – как грязное белье, но и настоящее белье тоже грязное, а когда-то, аккуратно упакованное в целлофан, оно сулило мне такие блестящие виды! Теперь у меня стали волосы расти из-под ногтей.
28
Если бы Эдит увидела эту комнату, ее бы вырвало. Ф., почему ты ради меня ее убил?
29
Сейчас я расскажу, как случилось, что у Ф. было такое потрясающее тело. Еще раз себе самому это объяснить хочется. КАК ТЕЛО ДЖО ПРИНЕСЛО ЕМУ СЛАВУ ВМЕСТО СРАМА: такое название мы прочли как-то днем на последней странице обложки какого-то американского комикса, когда нам было по тринадцать. Мы сидели на сундуках в заброшенном солярии на третьем этаже детского приюта. Крыша помещения была стеклянной, но там царил такой же мрак, как и в других комнатах, потому что все оно было покрыто сажей неправильно спроектированного каминного дымохода. Мы часто здесь прятались. ТЕЛО ДЖО было в центре внимания рекламного объявления о курсе культуризма. Путь Джо к успеху прослеживался на семи аляповатых рисунках. Смогу я их вспомнить?
1. Джо тощий, как скелет. Его ноги, как хилые палочки. Красные плавки висят на бедрах, как семейные трусы на вешалке. Рядом с ним смазливая подружка. Ее ляжки толще, чем у него. Зеркальность морской глади на заднем плане картинки резко контрастирует с тяжким испытанием, выпавшим на долю Джо – над ним глумится внушительного вида амбал. Лицо этого малого от нас скрыто, но подружка сообщает Джо, что этот тип – известный в тех краях возмутитель спокойствия.
2. На горизонте возникает маленький парус. Нам видна рожа громилы. Хорошо просматривается его раздутая от пива мощная грудь. Подружка обхватила руками коленки, задумавшись о том, почему согласилась пойти на пляж с таким слабаком. Громила заставил Джо подняться и ждать очередного оскорбления.
3. Парус скрылся. У самого моря маленькие фигурки играют в мяч. Появились чайки. Страдалец Джо стоит рядом с уходящей от него девушкой. Она надела белую шляпку с полями и отвернула от него груди. Она бросает ему реплику через правое плечо. Тело ее массивно, в нем видится зрелость материнства, грудь провисает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79