Таков был наш гость и сосед, Рауль де Мар, Видам де Безер. В то время, как он сидел на террасе, говоря любезности Катерине и искоса поглядывая на нас, мне казалось, он походил на большого кота, пред которым, ничего не подозревая, порхала красивая бабочка.
Бедная Катерина! Без сомнения, у нее были более веские причины для беспокойства, чем я подозревал тогда. Она, по-видимому, лишилась голоса и едва отвечала, запинаясь. Мадам Клод была глуха и глуповата, а мы — мальчики, были совсем сконфужены после полученного отпора, так что разговор не клеился.
Видам же был не из таких людей, что задают себе излишнее беспокойство в столь жаркий день. После одной из наиболее продолжительных пауз в разговоре я вздрогнул, почувствовав, что взгляд его остановился на мне. Ужас мой еще более увеличился, когда я заметил во взгляде Видама особое выражение, которого я не замечал прежде. Это было не то выражение боли, не то какого-то дикого беспокойства. Он медленно перевел этот, не лишенный вопрошения, взгляд на Мари, и потом его глаза остановились на Катерине.
Еще с минуту назад ее заметно тревожило его присутствие. Теперь же, по какой-то несчастной случайности, или по воле самого Провидения, ее внимание было отвлечено чем-то другим, и она не сознавала его пристального взгляда. Ее глаза были устремлены вдаль, она вся разрумянилась, губы были полуоткрыты и грудь волновалась. Мрачная тень пробежала по лицу Видама, он отвел от нее глаза и также стал смотреть по направлению к северу.
Замок Кайлю стоит на крутой скале, посреди узкой долины того же имени. Город гнездится у подножия скалы, так близко к нему, что мальчиком мне случалось перебрасывать камень через крыши домов. Ближайшие холмы, более темные, чем окружающие их зеленые поля по берегам ручья, поднимаются по обеим сторонам. С террасы замка можно разглядеть всю долину и извивающуюся по ней дорогу. Глаза Катерины были устремлены к северной оконечности этой ложбины, где в нее спускается большая дорога из Кагора. Все время с полудня лицо ее было обращено в этом направлении.
Я тоже стал смотреть в эту сторону: какой-то одинокий всадник спускался с крутых холмов в долину.
— Мадемуазель! — внезапно воскликнул Видам таким голосом, что мы все взглянули на него, а лицо Кит покрылось смертельной бледностью. В этом голосе было нечто такое, чего она не слышала никогда прежде, точно ее кто ударил. — Мадемуазель, — продолжал он тоном грубой насмешки, — ждет, вероятно, известий из Кагора от своего жениха. Имею честь поздравить мсье де Паван с победой.
Он угадал верно! Как только раздались эти обидные слова, я вскочил на ноги, возмущенный ими, но, в то же время, пораженный его удивительным зрением и сообразительностью. Он, видимо, разглядел на этом расстоянии цвета фамильной ливреи Паванов.
— Мсье де Видам! — воскликнул я с негодованием (Катерина, вся бледная, не произнесла ни слова). — Мсье де Видам… — но тут я остановился в затруднении: за ним я видел фигуру Круазет, и с его стороны не было заметно никаких признаков одобрения или поддержки.
Так мы стояли некоторое время лицом к лицу, не говоря ни слова: мальчик и взрослый человек, ребенок и руэ. Потом Видам поклонился мне совершенно по-новому.
— Мсье Ан де Кайлю желает отвечать за мсье де Паван? — спросил он вежливо, но насмешливо.
Я угадал смысл его слов. Что-то как будто подтолкнуло меня (Круазет говорил впоследствии, что это была счастливая мысль, хотя я и не придаю теперь этому особенного значения), и я отвечал ему:
— Нет, не за мсье де Паван, но скорее за мою кузину. — Тут я поклонился и продолжал: — От ее лица я принимаю ваши поздравления, мсье де Видам. Ей приятно, что добрые пожелания исходят от нашего ближайшего соседа. Вы верно угадали, что она скоро выходит замуж за мсье де Паван.
Я думал — и в этом убедило меня изменившееся выражение на лице гиганта и его дрогнувшая губа, — что его слова были вызваны одной догадкой. Казалось, глаза самого дьявола на мгновение отразились в его глазах. Потом он оглядел нас с Мари, как дикий зверь в клетке, озирающийся на своего сторожа, и продолжал со своею прежней вежливо-насмешливой интонацией:
— Мадемуазель желает услышать мои поздравления? — сказал он медленно, как бы с трудом выговаривая каждое слово. — Она действительно услышит их, когда наступит счастливый день. В этом она может быть уверена. Но теперь бурное время, и, если я не ошибаюсь, жених мадемуазель — гугенот, и он отправился в Париж. Воздух Парижа, как я слышал, не особенно полезен теперь для гугенотов.
Я видел, что Катерина вздрогнула, и была готова лишиться чувств. Мой гнев восторжествовал над боязнью и нерешительностью, и я грубо прервал его следующими словами:
— Будьте уверены, что мсье де Паван сумеет позаботиться о своей безопасности.
— Может быть, — отвечал Безер, и в голосе его зазвучали стальные ноты. — Но, во всяком случае, это будет памятный день для мадемуазель… когда она услышит от меня первое поздравление… Она будет помнить его всю свою жизнь! Да, за это уж я отвечаю, мсье Ан, — продолжал он, сверкнув на нас своими косыми глазами, — я уверен, что мадемуазель никогда не позабудет этого дня!
Невозможно описать тот демонский взгляд, что бросил он уходя на полуживую девушку, и ту зверскую угрозу, что прозвучала в его последних словах.
Уход его принес нам мало облегчения. Он успел оставить за собою достаточно горя, и если он желал внушить нам страх, то вполне преуспел в этом. Кит вся в слезах вошла в дом, достаточно наказанная за свое невинное кокетство, если такое было, а мы трое посматривали друг на друга с вытянутыми лицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52