Наконец она прополоскала рот, сплюнула и, поднеся к лицу зеркало, с испугом уставилась на свое отражение. Неживые черные зубы резко контрастировали с белой пудрой и красной помадой, подчеркивая каждый изъян на коже. Кончиком языка она дотронулась до выкрашенного переднего зуба — привычка, свойственная ей при сильных эмоциях. В двадцать лет она выглядит старухой, да еще и уродливой! Время учебы и занятий боевыми искусствами закончилось, надежды на любовь поблекли. Разве муж теперь захочет от нее чего-либо, кроме бессловесного прислуживания?Рэйко подавила рыдание и посмотрела на О-суги, которая сочувственно разглядывала ее. О-суги в четырнадцать лет вышла замуж за пожилого владельца лавки в Нихонбаси, который ежедневно избивал ее до тех пор, пока соседи не стали жаловаться, что ее крики им мешают. Дело дошло до судьи Уэды, приговорившего торговца к наказанию кнутом. О-суги он предоставил право развода и взял ее нянькой к своей малолетней дочери. О-суги заменила Рэйко мать. Теперь же связывающие их узы стали еще крепче благодаря схожести жизненных обстоятельств: одна богата, другая бедна, но обе заложницы общественных норм, их судьбы в руках мужчин.О-суги обняла Рэйко.— Моя несчастная молодая госпожа. Жизнь станет легче, если вы примете ее условия, — печально сказала она, но тут же постаралась приободриться. — После всех этих свадебных волнений вы, должно быть, умираете от голода. Как насчет чая с булочками — теми розовыми, со сладкой каштановой начинкой? — Это было любимое угощение Рэйко. — Я их сейчас принесу.Нянька похромала из комнаты: жестокий муж постоянно ломал ей левую ногу. Эта картина разожгла в Рэйко злую решимость. Она ни за что не позволит замужеству изуродовать свое тело и душу. Не даст заключить себя в стенах этого дома, пустить по ветру свои способности и чаяния. Она будет жить!Рэйко встала, накинула плащ и поспешила к передней двери, где слуги Сано распаковывали свадебные подарки.— Чем могу служить, досточтимая госпожа? — спросил старший из слуг.— Мне ничего не нужно, — ответила Рэйко. — Я собираюсь на улицу.— Дамы не могут просто так, одни, выходить за пределы замка, — взволнованно проговорил слуга.Он организовал эскорт из служанок и солдат. Потом подозвал паланкин и шесть носильщиков, усадил ее в расписное, с мягкими подушками кресло. Слуга вручил старшему эскорта официальный документ, разрешающий Рэйко въезд и выезд из замка.— Как я должен сказать сёсакану-саме, куда вы направляетесь?Рэйко была в смятении. Чем она могла заняться со свитой из шестнадцати человек, которые, несомненно, доложат Сано и вообще всем в замке о каждом ее шаге?— Я хочу проведать отца, — отозвалась она, признавая поражение.В паланкине, как в силке, она проехала по серпантину каменных переходов замка мимо сторожевых башен и патрульных солдат. Старший эскорта предъявлял документы на каждом пропускном пункте, солдаты открывали ворота и пропускали процессию вниз по холму. Мимо легким галопом проносились конные самураи. В окнах крытых проходов, шедших по верху стен, мелькали крыши Эдо, раскинувшегося внизу на равнине, и пышная красно-золотая осенняя листва на деревьях вдоль реки Сумида. На западе, на фоне далекого неба парил божественный белый конус горы Фудзи. Рэйко видела все это через маленькое узкое окошко паланкина. Она вздохнула.Однако когда они миновали главные ворота замка и огромные, обнесенные стенами имения даймё, настроение Рэйко улучшилось. Здесь, в административном районе, расположенном в Хибии, к югу от замка Эдо, в своих особняках-канцеляриях жили и работали высокие городские чиновники. Здесь у Рэйко было счастливое детство, об утрате которого она так остро сожалела. Но возможно, не все еще потеряно.У имения судьи Уэды она выпорхнула из паланкина. Оставив свиту ждать на улице среди прохаживающейся знати и спешащих клерков, она подошла к охранникам, расположившимся у крытых ворот.— Добрый день, барышня Рэйко, — приветствовали они ее.— Отец дома? — спросила она.— Да, но он слушает дело.Рэйко не удивилась, что добросовестный судья вернулся к работе, как только отменили свадебный банкет. Во дворе она протиснулась через толпу горожан, полицейских и арестованных, ожидавших, когда их позовут к судье в низкое деревянное здание. Она проскользнула мимо служебных кабинетов и закрылась в комнате, прилегавшей к залу суда.Темная и душная комната без окон, прежде служившая чуланом, была такой маленькой, что в нее едва втиснули одну циновку-татами. Однако Рэйко провела здесь множество счастливых часов. Одна стена представляла собой плетеную решетку. Сквозь ячейки Рэйко был прекрасно виден зал суда. С другой стороны стены спиной к ней сидел на возвышении ее отец в черном судейском халате, по бокам располагались секретари. Лампы освещали длинный зал, где на сирасу — место перед возвышением, покрытое белым песком, символом правды, — на коленях со связанными за спиной руками стоял подсудимый. Полицейские, свидетели и члены семьи подсудимого сидели рядами в части зала, отведенной для присутствующих, стражники охраняли двери.Рэйко опустилась на колени и стала наблюдать за заседанием, как делала это бессчетное количество раз. Процессы захватывали ее. На них открывалась та сторона жизни, которую она не могла испытать лично. Судья Уэда потворствовал ее интересу, позволяя пользоваться этой комнатой. Рэйко коснулась языком выкрашенного зуба, улыбаясь приятным воспоминаниям.— Что ты можешь сказать в свою защиту, ростовщик Игараси? — спросил судья арестованного.— Досточтимый судья, я клянусь, что не убивал своего партнера, — горячо отозвался подсудимый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119