И сидел я на берегу пруда в парке родного города, а рядом стояла, прислоненная к скамейке толстая палка с опять же синим камнем в торце, и я весело сходил с ума. Судя по всему.
Всегда и везде вечная слава воде. И с размаху я сунулся головой в мутные голубые воды. Освежения не получил, но попал мордой в плодородный ил и слегка успокоился. Зашел чуть глубже и смыл с фейса последствия истерики. Проезжая мимо вашей станции, милостивый государь… Попытка протереть лысину не увенчалась успехом, так как там, где раньше ладонь проносилась, слегка покалываемая коротеньким ежиком, теперь она въехала в какое-то металлическое сооружение, сидящее на очень густых волосах. Рывок за оные убедил меня, что парик я по-прежнему не ношу. Волосы росли из меня, а с головы я снял широкий обруч белого металла с очередной синей стекляшкой. Круги на воде разошлись, и с глади водной на меня посмотрел как всегда двухметровый я, но с волосами и с диадемой в руках а-ля Румата Эсторский, в плаще а-ля граф Дракула. Плюнув в этого красавца, я повернул к берегу и понял, что толстая палка, прислоненная к скамейке, не что иное как меч в ножнах. Если следовать Стругацким, а-ля барон Пампа дон Бау.
Отсюда надо было выбираться. Милиция в столь ранний час парк не посещала, но представители разного рода спецназов, квартирующих в нашем городе, по слухам, любили утренние прогулки в этом райском уголке. Привыкшие к экстравагантности жителей нашего города, которые резко залюбили национальную одежду, она ведь дает возможность обвешиваться разного рода холодным оружием, меня в таком виде они за местного джигита все же вряд ли бы приняли. Выйти в город и тормознуть машину я тоже не мог. Рокеров и панков у нас отродясь не водилось, сексуальные меньшинства, по слухам, тоже любящие кожу, в нашей патриархальной республике вели себя скромно. Так что вопрос «Кто ты такой?» прозвучал бы абсолютно однозначно. Мои соплеменники, задав вопрос, очень последовательно пытаются получить ответ. А мне оно надо?
Пойду-ка я обратно в «Саляны», и пусть Эдичка меня отправляет домой, потому как денег у меня, похоже, нет, как, впрочем, и карманов.
Я зарегистрировал очередную победу разума над страстями и эмоциями, подхватил палку, не пропадать же добру, и бодро двинул к обшарпанному двухэтажному строению, видневшемуся за деревьями на другой стороне пруда. Это строение было известно узкому кругу ограниченных людей как «Саляны». Милейшее место, всегда открыто для своих, всегда закрыто для чужих, и никаких безобразий. Престарелые гангстеры курируют сию заводь, так что бедокурить там – себе дороже.
В парке было тихо и, в связи с ранностью времени, совершенно пусто. Не было даже мучимых бессонницей спортсменов. Всю жизнь не мог понять две категории людей – утренних бегунов и альпинистов. Первых – так как не мог понять прелестей раннего вставания с целью последующего растрясания организма, а вторых – как потомственный горец, ну это как дегустатору на кондитерской фабрике предложили бы съесть килограмм пять трюфелей.
По дороге я увидел лишь одного почтенного старца, сидящего на лавочке. Он сидел, выпрямившись, развернув плечи, на которые было наброшено легкое пальто, и задумчиво крутил в руках какую-то изогнутую железяку. Рядом с ним стояла трость с навершием в форме секиры. Я вежливо пожелал ему доброго утра, у нас еще не изжила себя традиция здороваться со старшими. Дед поднял голову, кивнул мне и не торопясь потянулся за своей палкой. «Надышался, наверное», – подумалось мне, и тут же громкий металлический щелчок заставил меня развернуться. Зрелище впечатляло. Почтенный старец каким-то образом всунул кривую железяку в подобие секиры и теперь текучим, отнюдь не старческим шагом, направлялся ко мне, постепенно раскручивая свое оружие. Честно говоря, сначала я обернулся в надежде, что агрессия деятельного пенсионера направлена не в мой адрес, но с сожалением вынужден был констатировать, что именно меня жаждет тюкнуть в темя воинственный ровесник века.
Не доходя нескольких шагов, старик взвился в воздух, занося секиру с явным желанием развалить вашего покорного слугу минимум на две половины. Против всех своих инстинктов, оравших мне в оба уха, что пора бежать, я прыгнул ему навстречу и ударил плечом в грудь. Старикан был широкоплеч и сухощав, во мне же сто тридцать килограммов весьма-таки жесткого мяса. Молодость и масса победили. Престарелый агрессор отлетел назад, но вместо того чтобы навзничь грохнуться наземь, он, перекатившись воспрял на ноги и начал пластать воздух своим топориком с явным намерением порубить меня в нежный мясной фарш. До сего момента я знал два метода борьбы с человеком, машущим топором – бежать или стрелять. Стрелять мне было не из чего, но и бежать я не спешил, так как откуда-то совершенно точно знал, что и как надо делать. Делая какие-то малопонятные движения, я, к своему огромному удивлению, умудрялся уклоняться от секиры, которую буквально со всех сторон на меня обрушивал неугомонный старец. Несколько раз секира полоснула по шинельке, но не оставила на гладкой коже даже царапины. В какой-то миг моя правая рука что-то тронула на палке, лезвие легко вышло из ножен, щелкнула, открываясь, гарда из двух поперечных коротеньких клинков, блик солнца ударил агрессору в лицо, секира ушла чуть дальше, чем нужно. Пинком в грудь я подбросил деда и с разворота ударил по его старчески желтой жилистой шее. Рукоять слегка прянула в ладони, и на землю злодей упал уже фрагментами. Я глянул на клинок и увидел, как немногие капли крови буквально растворились в его синеватом чешуйчатом теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26