И пекли бы тыквенные лепешки, сушили бы на зиму яблоки и вместе бы ложились спать, укрываясь толстыми шерстяными одеялами…
– О Сэм! – громко воскликнула Мария, но возлюбленный не откликнулся на ее зов.
Тяжко вздохнув, Мария поплотнее закуталась в свою алую накидку, стараясь согреться. К счастью, ей оставалось пройти совсем немного. Тетушка, конечно же, разразится бранью, если узнает, что она пошла в город. Но какое это имеет значение? Ей надоело жить затворницей, надоело ограничиваться прогулками к Грейт-Бич, в лес и к пустынной вересковой пустоши, где она собирала кору деревьев и растения для приготовления индейских лекарств. Конечно, сейчас она никого не лечила. Не виделась даже с Тэнкфул. Но какой же одинокой она себя чувствовала!
– Мария! Мария, подожди!
Услышав знакомый голос, Мария расправила накидку, надеясь, что подруга не заметит ее живот. Тэнкфул уже догоняла ее.
– Мария, я так за тебя волновалась! Твоя тетя сказала, что ты больна, что у тебя простуда и она не хочет, чтобы я заразилась. – Стараясь отдышаться, Тэнкфул вглядывалась в лицо Марии. – Как ты себя чувствуешь?
– Сейчас гораздо лучше, спасибо, – ответила Мария. Она прикрыла свой располневший живот свертком, который держала в руке.
– Ну, слава Богу. Мы все так волновались… Последнее время тебя совсем не видно.
– Я ткала одеяла, – сказала Мария, опустив глаза. – Одно несу преподобному Трэту.
– Можно мне посмотреть на него?
Мария неохотно протянула Тэнкфул сверток. Та развернула его и с восхищением воскликнула:
– О Мария! Какое красивое! Оно очень ему понравится. Я всегда говорила, что это несправедливо… Господь наградил тебя одну таким даром и обошел всех нас. Подумать только! – Тэнкфул указала на задумчивых овечек, которые выглядели как живые, и казалось, что они вот-вот сойдут с одеяла. – Они как живые. А младенец Иисус! Тебе удалось передать каждую черту его лица.
Тут послышались крики и раздался стук тяжелых подков. Оглянувшись, девушки увидели лошадь без седока. Ноздри животного раздувались, глаза сверкали, на губах выступила пена. Лошадь неслась прямо на них. Следом бежали мужчины.
– Тэнкфул! – Мария столкнула подругу с дороги, но сама замешкалась.
Лошадь шарахнулась в сторону, но Мария отскочила туда же. Девушка ощутила удар, все закружилось у нее перед глазами, и она упала на землю, осыпаемая комьями земли и гравия.
– Мария! Мария, как ты? – Она открыла глаза и увидела перед собой лицо Тэнкфул. – Мария, какая ты храбрая. Ведь она могла убить тебя! – Тэнкфул посмотрела на собравшихся вокруг людей. – Вы видели? Она спасла мне жизнь.
Двери домов открывались, и люди выбегали на улицу. Мария слышала их голоса, видела знакомые лица. И вдруг почувствовала запах табака из трубки судьи Доуна. Судья пробирался к ней сквозь толпу.
– Вы ушиблись, мисс Холлет? Позвольте помочь вам подняться. – Сунув трубку в рот, судья протянул руку.
– Со мной все в порядке, – пробормотала Мария, смутившись.
Но Тэнкфул тоже протянула ей руку.
– Ты же ушиблась, Мария! – воскликнула она.
Мария благодарила Бога, что отделалась всего лишь легким испугом.
– Ничего страшного, – ответила она. – Это только царапины. Не стоит волноваться.
Мария нагнулась, чтобы поднять с земли накидку, но было уже поздно…
Десятки людей в ужасе смотрели на ее округлившийся живот. Краска стыда тотчас же залила лицо Марии. Но она так же внезапно побледнела. Руки Марии дрожали, когда она брала у Тэнкфул одеяло.
– Мне надо спешить, – пробормотала она. – У меня ведь одеяло для преподобного Трэта…
– Вы только подумайте, у нее одеяло для преподобного! – закричали из толпы. – Оставь его лучше себе!
– Да она же беременна!
– Какой позор!
– Шлюха!
И тут раздался грозный голос судьи Доуна:
– Я бы не советовал вам сейчас ходить к преподобному. Вы этим только оскорбите его. Такой человек, как Трэт, не может встречаться с подобной грешницей. Ты просто распущенная девка.
Грешница? Распущенная? Мария почувствовала, как на глаза ее навернулись слезы. Неужели это о ней?
– Но… но у меня для него подарок.
– Лучше сожги его. Преподобный никогда не примет подарок из твоих рук. – Глаза судьи сузились. – Кстати, мисс Холлет, кто запятнал вас позором?
– Я… я… – Мария кусала губы, стараясь сдержать слезы.
– От кого ребенок?
– Я не могу этого сказать.
– Не можете сказать? – Судья возвышался над Марией, точно башня. – А почему? Ваша тетя знает о вашем поступке? – Зажав в зубах трубку, судья с ненавистью смотрел на Марию. Она повернулась, собираясь бежать, но пальцы судьи вцепились ей в плечо. – Именем Господа заклинаю вас сказать, кто отец. Я не потерплю в нашем приходе негодяя, который совращает молоденьких девушек, а потом скрывается!
Но Мария молчала. Она решила, что ничего этим людям не расскажет, не позволит им проклинать отца ее еще не родившегося ребенка.
Судья больно сдавил ее плечо и прорычал над самым ухом:
– Не заставляй повторять меня снова, Мария Холлет! Кто отец ребенка?
– Я же говорила вам, что не скажу. – Мария всхлипнула. – Я не могу сказать вам потому… потому что…
– Сэр, вы хотите знать, почему она не может назвать имя отца ребенка? – раздался визгливый женский голос. – Я могу вам сказать почему! Она не может назвать имя потому, что не знает его! А не знает потому, что он сам дьявол.
Толпа умолкла. Побледневшие лица одно за другим поворачивались в сторону говорившей.
– Неужели вы, глупцы, не понимаете? – продолжала кричать женщина. – Она не знает! Как Мария, самая прекрасная девственница на земле, зачала Иисуса, так наша Мария, самая красивая девушка в Истхэме, зачала ребенка от сатаны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92