Потом:
– Дура она, что ли, по врачам бегать?
Слижюс сокрушенно покачал головой:
– А ведь с виду, Стефан, ты как будто человек культурный.
Копытов закричал:
– Ай, Костас, иди ты со своими врачами! Что, ты не видишь по Антанасу, чего они стоят, все эти твои врачи с их шприцами и порошочками, чтобы их разорвало!
Подручные, из подражания кузнецам также расположившиеся на траве со своей снедью, жадно прислушивались к их разговору.
После случая с Нарбутасом в кузнице было принято подтрунивать над медициной. Вот они, наши лекари! Хотели упечь Антанаса в инвалиды. Ничего себе калека, а? Один голыми руками расклепал трех вооруженных хулиганов.
Описание этого боя каждый мог прочесть в свежем номере цеховой стенгазеты «Механизатор». Там же красовалась вырезка из «Советской Литвы» с рассказом о мужестве старого кузнеца. И рядом – приказ по милиции и благодарность Нарбутасу, а также письмо от спасенной им девушки. А над всем этим фотография кузнеца – в шляпе с лихим заломом, с веселой, хитроватой улыбкой на моложавом лице.
Копытов не умолкал:
– Так что, ты говоришь, наши мудрецы медики у тебя там нашли, Антанас? Аппендицит? Холеру?
Зайончковский язвительно вставил:
– Сердечко у него, видишь ли, цыплячье, у этого бугая.
Виткус добро улыбался всем своим длинным лицом и повторял:
– Потеха, мужчины!
А Копытов не унимался:
– Как? Как? Повтори еще раз, Антанас. Процедурки? Легкие куриные котлетки? Ой, не могу, чтоб меня разорвало! А еще что? Может, мамку, чтоб она тебя кормила на ночь титькой?
Кузнецы заставляли Нарбутаса без конца рассказывать о поликлинике. Он охотно соглашался. Каждый раз он украшал свой рассказ новыми фантастическими подробностями. Сейчас он уверял друзей, что «у этого краснорожего доктора Стубры карманы полны камешками. Ну что вы, не понимаете? Разрезал больному печенку или там мочевой пузырь, а они, оказывается, здоровые. Так он больному под нос камешек – вот, мол, дорогуша, что я выудил из вашего пузыря…»
Потом шли рассказы других кузнецов. Никто не хотел отстать.
Слижюс поначалу смеялся вместе с другими. Он знал, что этот молодецкий «треп» не более чем бравада, предназначенная для подручных, благоговейно внимавших разговору кузнецов. Слижюс знал, что эта четверка «мушкетеров» из старой кузни – ребята не простые и каждый из них гораздо серьезнее, чем казался на вид. Виткус, например, страстный любитель-ихтиолог и вывел несколько новых рыбок. Стефан Зайончковский повидал свет, был даже по ту сторону океана. Саша Копытов – студент-заочник. Ну, а об Антанасе и говорить нечего – о чем ни спроси его, он все знает.
Но когда Копытов, давясь от смеха, выволок на свет древнюю легенду о ноже, забытом рассеянным хирургом в брюхе больного, а Зайончковский, солидно покашливая, предъявил басню о какой-то чудотворной иконе, которая, представьте себе, воскрешает даже безнадежных дохляков, и даже молчаливый Виткус, разжав тонкие губы, промурлыкал заплесневелый анекдот о покойнике, чихнувшем в гробу по дороге на кладбище, –Слижюс не стерпел. Повысив голос (специально для подручных), он заявил кузнецам, что от их болтовни вянут уши, и потребовал прекратить это «дуракавалянье», недостойное, по его словам, взрослых людей,
А кузнецы, растоптав в прах медицину, подымались с травы и шли, окруженные восхищенными молотобойцами, к своим наковальням и там до ночи били, гнули, крутили и распинали огненно-желтый покорный металл.
Время от времени, хотя ему решительно там нечего было делать, появлялся в кузнице Слижюс. Словно ненароком, проходил он мимо Нарбутаса, искоса бросая на него беглый пытливый взгляд.
Эта опека начинала раздражать кузнеца. Неужели он не доказал, черт побери, знаменитой дракой с хулиганами, что в нем еще вдоволь здоровья и силы! С таким трудом, даже с риском для жизни он вернул себе молодость, а они своими заботами хотят затолкать его обратно в старость. Нет, черта лысого!
Он возобновил встречи с одной старой знакомой. Ее звали Агота Даргене. Она работала кассиршей в закусочной. Он и раньше захаживал туда с приятелями – сам-то он не пил, но любил шумную, веселую компанию. А кроме того, ему немножко льстило, что он нравится этой хотя уже и не очень молодой, но все еще довольно приятной на вид женщине.
Она встречала его с удовольствием. Она любила веселых, живых людей. К тому же он такой щеголь. Ни за что не кажешь, что он простой кузнец и что ему столько лет.
Нарбутас даже подумывал, не покрасить ли ему волосы. Ему посоветовали хороший, стойкий восстановитель. Но в конце концов он нашел, что седина ему больше к лицу. Теперь, когда он смотрел в зеркало, он задирал голову так, чтобы кожа на шее натягивалась. В таком положении она выглядела еще довольно свежей. При этом он слегка зажмуривал глаза, чтобы видеть себя неотчетливо.
Первое время Нарбутас остерегался тяжелой работы. Но это длилось недолго. Все чаще он выхватывал молот из рук Губерта. Воспоминания о победоносном бое с хулиганами подбадривали старого кузнеца. Мало-помалу страхи его исчезли. Постепенно Нарбутас перестал бояться физического напряжения. Наоборот, он словно играл своей силой, щеголял ею. Он стал работать на двух горнах и вызвал на соревнование Зайончковского. Теперь у Нарбутаса было два подручных, и обоим он задавал жару. А так как на завод поступил крупный и срочный заказ, то любое ускорение темпов было всем на руку. В этой горячке работы память о былой болезни Нарбутаса постепенно испарялась.
Как-то на завод – в связи все с тем же заказом – приехал министр. Он несколько разочаровал рабочих своим видом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23