нам всем грозит опасность! В городе полно мертвецов!
«Все священники – твари хитрющие!» – рявкнул ей в ухо Герберт. «Помолчи», – мысленно приказала она ему.
Отец Рэндалл молча ее разглядывал, в колеблющемся свете витража зрачки его на какой-то момент вспыхнули красным светом. Запах дохлятины усилился – до такой степени, что Рут испугалась: вдруг ее сейчас вырвет. Отец Рэндалл, похоже, вони не замечал. Рут подумала о том, что он и сам смахивает на бледную гипсовую статую. Рут шагнула к нему, держа распятие в правой руке.
– Брось его, идиотка, – прорычал какой-то замогильный голос.
Рут подскочила от испуга:
– Слышали? Отец мой, они уже здесь!
Отец Рэндалл слегка повернулся к ней и, скрестив руки на молитвеннике, улыбнулся совсем как прежде – дружески, приветливо.
– Сделаешь ты наконец то, что велено, шлюха старая? – снова прорычал тот голос, и витражи содрогнулись от внезапного ветра.
Рут огляделась, прижимая к груди распятие.
– Это все из-за распятия, – шепнула она отцу Рэндаллу, подходя к нему поближе, – они боятся его! Я была права, когда пришла в церковь! Теперь-то вы мне верите?
Она оказалась наискось от ризницы; дверь была приоткрыта, и Рут машинально заглянула внутрь. На полу что-то валялось – куча тряпья? Она повернулась к отцу Рэндаллу – он как-то странно, словно пытаясь защититься, тряс перед лицом своей книжицей. Над переплетом сверкали его глаза – совсем красные. Испугался он ее, что ли? Смешно. Красные. Вспышка молнии озарила ризницу. Из-под кучи тряпья торчали ноги. Детские ноги с оторванными ступнями.
Она почувствовала, что во рту пересохло, повернулась к отцу Рэндаллу – он как раз склонялся над ней, и Рут показалось, что он поспешно что-то спрятал во рту. Она отступила на шаг, прижимая к груди распятие. Красные.
– Отец Рэндалл?
– Да, дочь моя, я слушаю.
Голос священника стал почему-то до смешного тонким, а в бегущих по бокам рта складках появились белые треугольники, похожие на клыки, да – на клыки, длинные и сверкающие.
– В ризнице мертвый ребенок, – пролепетала Рут.
Клыки?
– Какая наблюдательность, дитя мое. А перед тобой что, по-твоему, дура ты несчастная, – леденец, что ли? – взревел отец Рэндалл, задирая сутану и наставляя на нее свой старый морщинистый член.
Рут почувствовала, как брызнули из глаз и побежали по щекам слезы.
– Изыди, Сатана, – пронзительно закричала она, выставляя перед собой распятие; теперь уже она ясно видела зияющую рану на шее того существа, что некогда было отцом Рэндалл ом, – изыди, возвращайся в ад!
Отец Рэндалл зарычал от гнева, из его ярко-красного рта выскочили невероятно длинные клыки, выпученные красные глаза вращались, а кожа на лице пошла трещинами – быстро, словно почва при землетрясении.
– Решила напугать меня, этим дурацким дерьмовым распятием ты хочешь меня испугать!
– И пусть небытие поглотит тебя, пусть перст Божий обратит тебя в пепел, – кричала Рут, потрясая распятием, – здесь царствие Господне, и Господь – мой пастырь…
– Заткнись!
Он попытался обогнуть ряд стульев, но Рут укрылась за алтарем.
– Сейчас ты умрешь, язычник поганый! Исчезнешь с лица земли в страшных муках! «Там, куда Господь ведет меня, царит надежда и радость… »
– Шлюха подлая, я заставлю тебя сожрать все свечи в этой проклятой церкви и прочитаю молитву, перебирая твои кишки вместо четок!
– «… и я не знаю страха… »
По телу отца Рэндалла все так же бежали трещины, меж дряхлых белых бедер текло и расползалось по полу что-то коричневое, а раны на лице уже напоминали переполненные мусором ведра. Он прыгнул вперед, пытаясь схватить ее. Рут взвизгнула от ужаса и стукнула его распятием, угодив прямо по голове. Отец Рэндалл завыл, из разбитого черепа фонтаном забила черная кровь, обдавая брызгами и Рут, и огромного распятого Иисуса перед алтарем, и алтарь, и стены, и витражи, – черная зловонная кровь, густая, словно нечистоты. Рут еще раз стукнула его – одна из оконечностей ее импровизированного оружия попала в глаз священника, легко, словно бумагу, его проткнув. Челюсти отца Рэндалла щелкнули, укусив пустоту в каких-то миллиметрах от запястья Рут.
– «… Хвала Господу и слава ангелам!»
Она стукнула его по губам, начисто расквасив их и напрочь выбив клыки; черная кровь текла нескончаемым потоком, лишая его плоти. Отец Рэндалл сдувался на глазах будто воздушный шарик, превращаясь в жидкость, из пустых глазниц как-то нерешительно выползали тараканы, а изуродованный рот все еще извергал всякие непристойности.
А потом на полу осталась только дряблая шкурка с жалким пучком седых волос.
Рут медленно перекрестилась, затем – хотя по щекам все еще бежали слезы – подошла к ризнице и распахнула дверь.
Лицо мальчика было съедено почти полностью. На нем был костюм – в таких дети поют в церковном хоре – насквозь мокрый от крови. Рут взмахнула распятием и долго била им по изуродованному лицу трупа – так посоветовал ей Герберт. По крайней мере хоть этот мерзавец не вернется бродить среди живых.
Покончив с этим делом, Рут Миралес – со шваброй в левой руке и распятием в правой – направилась к выходу и выглянула из церкви.
Дождь прекратился. По улице молча бежали двое – она узнала офицера полиции Стивена Бойлза и черного бандита с кладбища.
Дверь скрипнула, и Марвин резко повернулся в сторону церкви. Оба настороженно замерли.
– Миссис Миралес?
Чернокожий бандит двинулся к ней. Она выставила перед собой крест – ничего особенного не произошло. Он спокойно поднимался по церковным ступеням, в поднятой руке держа значок.
– Агент ФБР Марвин Хейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104