Он хотел еще раз увидеть ее. чтобы запечатлеть в памяти ее облик.
И в то же время ему хотелось уехать, покончить со всем этим. Через два дня после бала у Эдмунда он зашел к Дугласу Кэмерону. Его старый друг намеревался вернуться в Монреаль в конце лета, хотя ему очень хотелось остаться в Англии еще на одну зиму и убедиться, что Джин благополучно разрешилась от бремени.
– Но больше я ей не нужен, старина, – сказал он улыбаясь. – Настало время, когда нужно поцеловать девчонку на прощание и отправляться восвояси. Особенно когда светом очей ее стал другой человек.
Джеймсу захотелось уехать вместе с Дугласом. Вернуться в Монреаль, снова заняться работой, а весной отправиться на каноэ в дикие края. Там он снова обретет покой. И для чего, в конце концов, ему оставаться в Англии?
Эта мысль крепла, в то время как он бесцельно ездил по городу, не видя и не слыша ничего, что происходит вокруг. Если он отправится, не откладывая, в Данстейбл-Холл, сделает все необходимые распоряжения и уладит все свои дела, то поднимется на борт вместе с Дугласом еще до конца лета.
Сделав это, он избавится от искушения наводить справки о том, как поживает Мэдлин. От искушения увидеться с ней и – кто знает – принудить ее в конце концов вернуться к нему.
Ленч остыл, пока он вышагивал взад-вперед по комнатам, а слуга упаковывал его вещи. Пускаться в путь после полудня не очень-то хорошо. Лучше подождать и выехать завтра утром. Но бездействие казалось ему невыносимым. Когда стемнеет, он уже отъедет довольно далеко.
Но кое-что он все же должен сделать. Проститься с Алекс. Он не может уехать, не сказав ей ни слова.
Приехав в дом шурина, он попросил графиню на два слова наедине. Она спустилась к нему в маленькую гостиную на первом этаже, но, увидев его дорожное платье и услышав о цели его прихода, настояла на том, чтобы он присоединился ко всей семье, собравшейся наверху. – Мэдлин здесь нет? – спросил он. – И не ждете?
– Нет, – ответила Александра. – Здесь Доминик и Эллен, но вам следует попрощаться с ними, Джеймс. Мне жаль, очень жаль, что все так вышло. И я никак не могу понять, почему так случилось.
Она обняла брата и немного всплакнула, прежде чем взять его за руку и повести наверх в гостиную.
Говорить на самом деле было не о чем, хотя все отнеслись к нему с теплотой. Эдмунд и Доминик пожали ему руку, а Эллен удивила, обняв его. Кристофер послушно подошел, чтобы его обняли, а близнецы Доминика стали рядышком прямо перед Джеймсом. При этом Оливия положила палец в рот. Он наклонился, взъерошил им волосы и обнял обоих. Племянника и племянницу Мэдлин.
Алекс опустилась на колени рядом с дочерью, сидевшей на полу.
– Ты не собираешься поцеловать дядю Джеймса, милочка? – спросила Александра.
Племянница с важностью подняла на него темные глаза, живо напомнившие ему глаза Алекс в детстве.
И тут двустворчатые двери гостиной растворились без предупреждения, и появилась Мэдлин, бледная, с широко раскрытыми глазами.
– Александра, – воскликнула она, – он уже уехал?
А потом их глаза встретились, и на несколько мгновений, или минут, или часов все перестало существовать. Когда мир начал возвращаться на свое место, Мэдлин закрыла за собой дверь и прислонилась к ней.
– В ваших комнатах вас не ждут, – сказала она. – Я решила, что вы уехали.
– Пойдем, тигр, – сказал Эдмунд Кристоферу.
Алекс взяла Кэролайн за ручку. Эллен и Доминик держали близнецов.
– На плечо – оп! – приказал Доминик. – Держись крепче, Оливия. Мэд, у нас у всех обнаружились неотложные дела в самых дальних комнатах. Отойдите от двери, дорогая.
Она послушно отступила в сторону, не сводя глаз с Джеймса, и четверо взрослых вместе с четырьмя детьми исчезли.
* * *
Он был одет по-дорожному, а не для дневного визита. Он стал тоньше – явно потерял вес. Лицо казалось изможденным. Он был красив необычайно.
– Я решила, что вы уже уехали, – повторила Мэдлин. Он сжимал и разжимал руки, заложенные за спину. Она все еще была бледна; казалось, у нее кружится голова.
– Я уезжаю, – подтвердил он. – Зашел проститься с Алекс. Мэдлин огляделась. Они были одни. Он, значит, видел, как она ворвалась в гостиную, требуя, чтобы ей сказали, где он. Какое унижение…
– Вот как? – Она помедлила. – Не слишком ли поздно пускаться в путь, Джеймс?
Он пожал плечами.
– К наступлению темноты я покрою уже несколько миль. Здесь мне нечего больше делать.
– Нечего, – согласилась она, поглаживая обивку на спинке дивана. – Полагаю, что так.
– Тогда мне хотелось бы проститься, Мэдлин, – сказал Джеймс. – Я рад, что еще раз увидел вас. Пожмем друг другу руки? Может быть, мы расстанемся по крайней мере не врагами?
Мэдлин протянула руку и улыбнулась:
– Почему бы и нет? Мы, в сущности, не были созданы друг для друга, Джеймс. Я помню, как вы сказали мне прошлым летом в Ричмонде, что у нас ничего не получится. Вы были правы. Мы просто забыли об этом на какое-то время после ухода вашего отца. Теперь мы знаем, что у нас ничего не получилось, и мы можем идти каждый своей дорогой без сожалений.
– Да, – кивнул Джеймс, беря ее за руку и чувствуя, какая она гладкая и гибкая.
Его рука была горячая и сильная, то была рука человека, который сам зарабатывал себе на жизнь.
– До свидания, Джеймс.
– До свидания, Мэдлин, – сказал он. – Мой стряпчий посетит вас.
– Да, – ответила она, роняя отпущенную им руку, и улыбнулась.
– Ну что ж, – сказал он, помолчав, – я поехал. – Да.
Он повернулся и пошел к двери. До двери, казалось, был миллион миль. Но когда он коснулся дверной ручки, Мэдлин заговорила.
– Чего вы ждете? – воскликнула она резким голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104