независимо тех порций, которые отпускались в части для варки пищи, начали отпускать уже воду по запискам из частей и по прилагаемым именным спискам людей. Расход воды значительно превышал приход, т. е. накопление воды в колодцах. К вечеру же убедились, что не только изнурённые животные не могли быть вдоволь напоены, но что сами люди находились в ужасных страданиях от недостаточности отпускаемой им воды. Наконец, к довершению злополучия, докладывают, что завтра в эту пору, т. е. к ночи, в колодцах не станет ни капли воды. С самого утра и в продолжение целого дня не переставали работать над расчисткою засыпанного колодца и над отрыванием новых, но время прошло в напрасных тяжёлых трудах! Положение отряда становилось отчаянным.
Как быть, что предпринять? Как выйти из этого опасного кризиса?!.. Суждениям, толкам и пересудам не было конца; жаль только, что все мнения, в этом случае, были столь же различны, как различны сами люди, их высказывавшие.
Командующий войсками созвал тогда совет, на который собрались генералы, начальники частей, офицеры генерального штаба и, может быть, ещё некоторая из более опытных личностей в отряде. Не принадлежа ни к тем, ни к другим, я не был приглашён, а потому достоверно и не знаю, что там происходило, разве только по наслышке. Результатом же совещания было следующее распоряжение командующего войсками: отправить в ту же ночь всю кавалерию, всех артилерийских и офицерских лошадей, всех верблюдов отряда с турсуками и деревянного посудою, могущею вмещать воду, две стрелковых роты, одну роту 8-го батальона и полроты сапёров, под начальством генерала Бардовского, на место прежней нашей стоянки на Адам-крылгане, где тем же отрядом генерала Бардовского, несколько дней тому назад, отрыта была вода в изобилии.
Отправление этого отряда давало, во-первых, возможность остающимся на настоящем биваке войскам извлечь из имеющихся здесь колодцев совершенно достаточное для них количество воды, а во-вторых, отправляемые на Адам-крылган лошади и верблюды могли быть все досыта напоены и, в течение нескольких дней отдыха там, восстановить свои силы. Затем, наполнив водою все турсуки и деревянную посуду на Адам-крылгане, отряд генерал-майора Бардовского должен был вернуться к нам обратно, с тем, чтобы, напоив ещё раз лошадей из здешних уже [31] колодцев, немедленно выступить со всем туркестанским отрядом к Аму-дарье.
Заканчивая сегодняшний дневник, я не могу не высказать удивления тому, как человек, а в особенности русский, в состоянии переносить, выпадающие иногда на его долю, тяжкие страдания и лишения! Целые дни находиться в удушливой атмосфере, ходить по раскалённым, сыпучим пескам и под палящими лучами солнца, неся на себе ружьё и амуницию, и не имея возможности утолить мучительную жажду, воля ваша, это такое испытание, преодолеть которое делает величайшую и неоспоримую славу нашему богатырю-солдату.

4-е мая. Алты-кудук

Отправление трёх с половиною рот, всей кавалерии и всех артилерийских и офицерских лошадей, с верблюдами, на Адам-крылган, дало возможность, на другой же день, восстановить силы оставшихся на настоящей стоянке войск и всех нас. Не слышно более у колодцев людей, умоляющих об отпуске им хотя бы одной чарки, одного глотка воды, все стали получать её в достаточном количестве, не только для приготовдения пищи, но и для питья. Тем не менее, вода продолжала отпускаться не иначе, как по определённой для каждого из чинов отряда порции.
К полудню, отряд уже освежился, люди стали веселее и подвижнее. К вечеру, по приказанию командующего войсками, перенесены были к колодцам бывшие с нами понтоны, для наполнения их водою, с тем, чтобы, по возвращении Бардовского, немедленно напоить из понтонов всю массу лошадей и верблюдов и двинуться уже в дальнейший путь с той водою, которая должна быть привезена в турсуках и деревянной посуде с Адам-крылгана. Целую ночь продолжалось выкачивание воды из колодцев в понтоны, и когда, отработавшая свой урок смена возвращалась в лагерь, то слышался уже весёлый смех и солдатские остроты на счёт достатка воды: «пей, хоть до опьянения!»…

5-е мая. Алты-кудук

Я проснулся сегодня в восьмом часу утра: значительно подкрепив себя вчера утолением мучившей нас всех жажды, я спал эту ночь как убитый, без просыпа, не взирая на то, что у меня нет уже ни кровати, ни тюфяка, ни других принадлежностей, с которыми люди привыкли соединять представление об удобно проведённой ночи.
Лёжа на кошме, разостланной на поверхности глубочайшего песку, мы с бароном Каульбарсом предаёмся кейфу; но невыразимая [32] жара и духота одолевают до последней крайности. Меня сильно разбирает зависть и досада, что я не могу приспособиться и переносить все лишения трудного похода также бодро, как барон Каульбарс. Хлеба мы не имеем уже около двух месяцев; сухари, которыми мы питаемся, конечно, из хлеба, но, всё-таки, это далеко не то, что хлеб. Правда, наши люди и солдаты достают у сопровождающих нас туземцев какия-то лепёшки: это ни что иное, как блин, имеющий четверти полторы в диаметре, приготовленный иной раз на сале, а большею частью на воде; поверхность его как бы вся в узорах от сальных пятен и прилипшего песку, а когда лепёшки эти зачерствеют, то они также удобосъедомы, как и всякая подошва. Несмотря на всё моё желание, я не мог проглотить куска этого местного продукта; барон же Каульбарс ест эти лепёшки с наслаждением.
У колодцев хотя, по-прежнему, много солдат, но уже не страждущих и жаждущих, а занятых выкачиванием воды и наливанием её в понтоны. Унылость и изнурение исчезли с лица всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28