Они подходят ближе, семь самолетов, двухместные, типа ДеХавиленд-9. Мы – вшестером. Но это американцы, новички на фронте, в то время как самый молодой из нас имеет минимум два года фронтового опыта. Мы встречаемся неподалеку от летного поля. Вся битва длится не больше пяти минут. Глючевски сбивает одного, Краут – другого. Мой падает, объятый пламенем, недалеко от Монтенингена. Другие разворачиваются и летят домой. Один проносится прямо надо мной. Я захожу на своем Фоккере ему в хвост и открываю огонь. Он не может ускользнуть от меня. Он сам влетает в очередь и взрывается в пятидесяти метрах надо мной, так что мне приходится резко пикировать и отворачивать в сторону, чтобы избежать столкновения с горящими обломками. Третий проходит мимо меня, направляясь на запад. На его хвосте – полоски командира. Я иду за ним. Когда он замечает, что его преследует, он поворачивается и смотрит на меня. Откуда-то сбоку раздаются звуки стрельбы. Я чувствую сверлящую боль в левом бедре, горючее хлещет из пробитого бака, поливая меня как из душа. Я выключаю зажигание и сажусь. Мои товарищи собираются вокруг. Они могли наблюдать весь ход боя прямо с летного поля. Они говорят взволнованно: «Ну Удет, парень, тебе повезло.. впервые за четыре недели видим неприятеля… только сегодня возвратился из отпуска и такой подарок…» Я вылезаю из самолета и смотрю на рану. Пуля прошла через бедро. Рана все еще кровоточит. Все расступаются в стороны и ко мне подходит Геринг. Я докладываю: «Шестьдесят первый и шестьдесят второй сбиты. Я легко ранен. Прострелена левая щека, лицо не повреждено.» Геринг смеется и трясет мне руку. «Здорово, когда сидишь здесь и оставляешь друзьям все победы», говорит он как хороший боевой товарищ. И затем приходит конец, невероятный для всех нас, кто воевал до конца. Мир, который никто из нас не принимает.
И вот однажды я держу в руке маленький клочок бумаги, это приказ о моем увольнении из армии.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27