А Симон все
утешал меня, утешал... И вообще, он такой милый, такой добрый, так меня
любит... - Внезапное всхлипывание оборвало ее речь.
Филипп тоже всхлипнул.
- Но ты... Ты всегда был для меня самым лучшим, самым дорогим, самым
милым, самым... самым... Господи! Да все эти годы я жила одной лишь мыслью
о тебе... - Она всхлипнула снова. - Когда умерла твоя жена, я была
беременна... Увы!.. И к счастью для Симона... Иначе я сбежала бы от него,
приехала бы к тебе в Кантабрию, жила бы там с тобой как твоя любовница, и
чихала бы на все сплетни, на все, что обо мне говорили бы, как бы меня
называли. Главное, что я была бы с тобой.
- Мне тебя очень не хватало, сестренка. Я часто думал о тебе, там, на
чужбине...
Амелина вздрогнула всем телом. Филипп поднял голову и враз вскочил на
ноги.
- Амелиночка, не надо плакать, родная моя. Все, что угодно, только не
это. Или я тоже заплачу, я это умею.
Глаза его вправду увлажнились. Он взял ее руку и провел ею по своей
щеке.
- Вот видишь! Не надо, прекрати, любимая.
Амелина улыбнулась сквозь слезы.
- Любимая? Ты сказал - любимая?
Вместо ответа Филипп обцеловал ее лицо и руки. Она наклонила голову и
впилась зубами в его плечо.
- Амелина, не кусайся, милочка.
- А ты делай что-нибудь, не стой как вкопанный.
Филипп подхватил ее на руки и забрался вместе с ней на кровать.
- И что же теперь будет с Симоном? - спросил он то ли у нее, то ли у
себя.
- Не знаю... И знать не хочу... Прости меня, Господи, грешную! - И
Амелина прижалась губами к его губам в страстном поцелуе.
"Прости меня, Симон, грешного", - напоследок подумал Филипп, со всей
ясностью осознав, что уже не сможет спасти мир от появления еще одной
прелюбодейки.
Да и не хочет этого.

15. МЫ ЗНАКОМИМСЯ ЕЩЕ С ДВУМЯ ПЕРСОНАЖАМИ НАШЕЙ
ПОВЕСТИ, А ЗАТЕМ НАДОЛГО ПРОЩАЕМСЯ С НИМИ
Когда во время охоты он неожиданно упал с лошади, то счел это лишь
очередным звеном в длинной цепочке досадных неприятностей сегодняшнего дня
- далеко не лучшего дня в его жизни. Он даже не подозревал, что именно в
этот день ему улыбнулась удача, а впоследствии и вовсе позабыл об
инциденте, случившемся вскоре вслед за этим и во многом предопределившим
его дальнейшую жизнь... Впрочем, обо всем по порядку.
Травля оленя была в самом разгаре, так что неудивительно, что никто
из ее участников, включая слуг, не заметил его падения. Он же не позвал на
помощь, не затрубил в рог, а лежа под кустом, страстно благодарил бога и
хвалил себя за проявленную ловкость, что при таком внезапном падении не
разбился, ничего не сломал, даже как следует не ушибся и лишь отделался
легким испугом да поначалу острой болью в правом плече, которая, однако,
быстро прошла.
"Ну, нет! - подумал он. - На сегодня с меня хватит. Я уже сыт по
горло и олениной, и всяческой дичью пернатой, и вообще этой чертовой
охотой - глядишь, еще объемся... Вернусь-ка я лучше обратно. От греха
подальше..."
Окрестности были знакомы ему с детства. Кряхтя, он поднялся с травы и
уверенно двинулся навстречу своей судьбе.
Небольшой замок, служивший ему охотничьей резиденцией в этих краях,
находился невдалеке. Молодой вельможа шел не спеша, мурлыча себе под нос
какую-то песню, по-видимому, собственного сочинения, так как время от
времени он изменял в тексте отдельные слова и целые строки, недовольно
морщился, если у него что-то не получалось, и удовлетворенно хмыкал, когда
находил удачную метафору.
Углубленный в это занятие вельможа-поэт не смотрел, куда несут его
ноги, что нередко случается с каждым из нас, когда мы идем по знакомой
местности, имея вполне определенную цель своего путешествия и думая о
каких-нибудь отвлеченных вещах. Позже он вспомнил, что по пути сделал
большой крюк, но только небрежно пожал плечами: эка невидаль, всяк бывает.
Ему и в голову не пришло, что может быть, это не случайность, не простое
стечение обстоятельств, что как раз тогда, когда он приблизился к широкой
трактовой дороге, рассекавшей пополам безбрежное море окружающего леса,
как раз в том самом месте, прямо перед ним, а не за милю или две от него,
раздался исполненный отчаяния крик:
- Люди! На помощь!
Вернувшись из мира поэтических грез к суровой действительности, в
которой люди страдают и умирают по-настоящему, а не понарошку, молодой
вельможа поспешил на голос и вскоре увидел троих бродяг, окруживших
посреди дороги одинокого всадника. Двое пытались стащить свою жертву с
седла, а третий крепко держал за узду старую пегую клячу, такую жалкую с
виду, что к ней никак не подходило гордое название "лошадь".
Не замедляя шаг, охотник выхватил из ножен меч, одновременно поднес к
губам мундштук рожка и коротко протрубил в него. Резкий, пронзительный
звук разнесся вокруг.
Бродяги вздрогнули и дружно повернули головы. Увидев на опушке
вооруженного вельможу, они на мгновение остолбенели, а затем, не
сговариваясь, бросились наутек в разные стороны.
"Трусы!" - презрительно подумал вельможа, подходя ближе к спасенному
им путешественнику.
Это был седовласый старик лет шестидесяти, но еще довольно крепкий на
вид и коренастого телосложения. Он был одет в поношенное крестьянское
платье из грубой домотканой материи, видавшую виды соломенную шляпу и
побитые старые башмаки, которые едва держались на его ногах.
Узнав своего спасителя, старик торопливо спешился и отвесил ему
низкий поклон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88