Помолчав с минуту, маркиз снова зашагал по комнате.
Солнце тем временем стало склоняться к горизонту, и жизнь проснувшейся асиенды вошла в свою обычную колею. Со двора вместе с мычанием быков и ржанием вьючных лошадей доносились понукания пастухов и щелканье их бичей. Дон Фернандо подошел к окну, приподнял жалюзи, и в комнату ворвалась струя заметно посвежевшего воздуха. Облегченно вздохнув, дон Руфино выпрямился в кресле.
– Уф! – блаженно произнес он. – А я порядком-таки устал, и не столько от проделанного сегодня длинного путешествия верхом, сколько от невыносимой жары.
Дон Фернандо вздрогнул, словно от укуса змеи: намек дона Руфино напомнил ему, что он погрешил против всех правил мексиканского гостеприимства, забыв обо всем на свете, кроме требований безжалостного кредитора. Похолодев от мысли, каким неприличным должно было выглядеть его поведение в глазах уставшего путешественника, дон Фернандо позвонил и коротко бросил вошедшему пеону:
– Прохладительного!.. Вы уж извините меня, сеньор, – обратился он к дону Руфино. – Признаюсь откровенно, ваше неожиданное требование так ошеломило меня, что я до сих пор не подумал предложить вам закусить с дороги. Ваши апартаменты готовы. Вам пора отдохнуть, а разговор наш мы возобновим сегодня вечером или завтра. Надеюсь, мы придем к соглашению, одинаково приемлемому как для вас, так и для меня.
– Ничего другого мне бы и не хотелось, поверьте, дорогой мой сеньор! Бог свидетель, это самое горячее мое желание, – ответил дон Руфино, поднося к губам стакан оранжада, поданный пеоном. – Но увы! Я сильно опасаюсь, что, при всей моей готовности пойти вам навстречу, нам трудно будет достигнуть соглашения, если только…
– Если только?.. – резко прервал его дон Фернандо. Дон Руфино не торопясь, мелкими глотками допил стакан, поставил его на стол и с довольным видом откинулся на спинку кресла.
– Если только вы не внесете мне сполна весь свой долг. Но, признаюсь, – добавил он, старательно скручивая пахитоску, – судя по вашим же словам, это кажется мне довольно затруднительным делом.
– Вот как! – недовольно воскликнул дон Фернандо. – А почему вы так думаете?
– Я ничего не думаю, дорогой мой сеньор, я констатирую факт, вот и все!.. Позвольте! – воскликнул он. – Да вы же сами только что жаловались на свое стесненное положение!
– Верно, но что ж из этого следует?
– Да очень простая вещь: семьдесят тысяч пиастров – сумма немалая; даже очень богатые люди не всегда располагают такой крупной наличностью, а тем более при стесненных обстоятельствах.
– Но я могу кое-что продать!
– Я буду в отчаянии, поверьте, сеньор.
– В таком случае, подождите немного.
– Повторяю, это невозможно. Послушайте, любезный сеньор, не пора ли нам объясниться, чтобы не плодить недоразумений, весьма нежелательных в деловых отношениях порядочных людей нашего круга? Так вот, я имел удовольствие ссудить вас деньгами за очень скромные проценты. Не так ли?
– Весьма вам благодарен, – с достоинством ответил маркиз.
– Ох, Боже мой, и благодарить-то не за что! Мне просто хотелось оказать вам услугу. Но я поставил при этом вам условие, и вы приняли его.
– Да, – с раздражением отозвался дон Фернандо, – принял, и напрасно!
– Возможно. Так ведь не в этом теперь дело. Это условие – я снова подчеркиваю: принятое вами условие гласило, что вы обязаны вернуть мне деньги по первому моему требованию.
– Разве я спорю с этим?
– Конечно, нет. Все дело в том, что у меня у самого теперь нужда в этих деньгах, и я прошу вернуть их. Это вполне естественно; действуя так, я ни в чем не отступаю от нашего уговора. Вы должны были предвидеть наступление сегодняшнего дня и быть к нему готовыми.
– Значит, если я попрошу у вас месячной отсрочки?..
– Это будет весьма прискорбно для меня, но я вынужден буду отказать вам. Деньги понадобятся мне не через месяц, а через восемь дней. Видит Бог, я вхожу в ваше положение, но… ничего тут не поделаешь!
Как ни тяжело было для дона Фернандо требование денег, его возмущало не столько само это требование, сколько тон мнимого доброжелательства и унизительной жалости, которым так рисовался сенатор. Маркиз не мог больше совладать с собой и готов был уже дать волю своему негодованию и бросить в лицо дона Руфино слова, которые, несомненно, привели бы к полному разрыву их отношений, как вдруг со двора донеслись радостные крики и топот коней. Дон Фернандо поспешно выглянул в окно, потом, живо обернувшись, обратился к гостю, блаженно тянувшему свою пахитоску.
– Дети приехали! Прошу вас, кабальеро: ни слова при них о нашем деле.
– Можете рассчитывать на меня, – сказал дон Руфино, делая вид, что хочет встать. – Впрочем, с вашего разрешения, я позволю себе удалиться, чтобы не мешать вашим семейным радостям.
– Нет, нет! – удержал его дон Фернандо. – Я предпочитаю тотчас же познакомить вас с моими детьми.
– Как вам будет угодно, любезный сеньор… Буду, конечно, весьма польщен!
На пороге открывшейся двери появился управитель дон Хосе Паредес.
Это был высокий, коренастый метис сорока лет, в котором по его кривым ногам и сутуловатой фигуре с первого взгляда можно было узнать прекрасного наездника. И действительно, почти вся жизнь этого достойного человека проходила в седле. Взглянув исподлобья на дона Руфино, управитель снял шляпу и поклонился своему господину.
– Сеньор амо, – обратился он к дону Фернандо, стараясь придать возможную мягкость своему грубоватому голосу, – ниньо и нинья, с помощью Святой девы Кармелитской, благополучно прибыли.
– Благодарю вас, дон Хосе, – ответил маркиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105