1 сентября 1614 года Земский собор, рассуждая об этих последних, решил послать к ним для увещания архиепископа Герасима и князя Лыкова. Лыков, отправленный по решению Собора, извещал, что казаки то соглашались оставить грабежи и служить Москве, то снова отказывались и бунтовали. Особенно буйствовал атаман Баловень, шайка которого жестоко мучила и грабила население, а затем после переговоров с Лыковым порешила идти к Москве. Подойдя к ней, они стали по Троицкой дороге в селе Ростокине и прислали к государю бить челом, что хотят ему служить; когда же начали их переписывать, они снова упорствовали и стали угрожать Москве. Но в то время пришел к Москве с севера князь Лыков с отрядом войска, а из Москвы окольничий Измайлов и напали на казаков. Казаки несколько раз были разбиты, после чего и разбежались. Часть их была переловлена и разослана по тюрьмам, а Баловень казнен.
При таких тяжелых обстоятельствах приходилось еще считаться с Польшей. Находясь в крайних финансовых затруднениях, Сигизмунд не мог предпринять похода на Москву, но польские шайки (иррегулярные) делали постоянные набеги на русские, даже северные области, воюя русскую землю «проходом», как метко выражается летописец; точно так же поступали малороссийские казаки, или черкасы. Против них энергично действовали и жители областей, и сама Москва. Правильной войны, таким образом, не было, но и по избрании Михаила Феодоровича Владислав все еще считался кандидатом на московский престол; мир формально не был заключен, и отец царя, Филарет Никитич, находился в плену. Еще в 1613 году (в марте) из Москвы для размена пленных отправлен был Земским собором дворянин Аладьин. Чтобы не затянуть освобождения Филарета, Аладьину запрещено было говорить об избрании Михаила; в случае же если об этом спросят – утверждать, что это неправда. Аладьин виделся с Филаретом и узнал также, что Польша, к выгоде Москвы, теперь совсем не готова к войне. Это так обнадежило Москву, что было приказано воеводам кн. Черкасскому и Бутурлину осадить Смоленск, но здесь им пришлось простоять без всякого действия до июня 1615 года. В конце 1614 года опять начались дипломатические переговоры с Польшей. Она сама начала их и предлагала съехаться послам на рубеже и начать переговоры о мире. Из Москвы была отправлена с Желябужским ответная грамота с согласием на съезд, и съезд состоялся в сентябре 1615 года недалеко от Смоленска. Со стороны русских в нем приняли участие: кн. Воротынский, Сицкий и окольничий Измайлов. Со стороны поляков – Ходкевич, Лев Сапега и Гонсевский (все знакомые русским люди). Посредником же служил императорский посол Эразм Ганзелиус. Но переговоры эти, длившиеся до января 1616 года, ничем не кончились, отношения двух держав продолжали оставаться неопределенными.
Это было тем более тяжело, что также неопределенные были и отношения к Швеции. Последняя тоже имела своего кандидата в русские цари, королевича Филиппа, и вместе с тем состояла в войне с Москвой. Как в переговорах России с Польшей посредником был немец Ганзелиус, так здесь ту же роль играл англичанин Джон Мерик. Только Швеция раньше начала серьезную войну (осенью 1614 года), хотя Густав-Адольф нуждался в средствах, как и Сигизмунд; несмотря на то что он довольно удачно вел войну и взял несколько городов, он в то же время с удовольствием согласился на мирные переговоры, продолжавшиеся целый год, с января 1616 по февраль 1617 года, сначала в Дедерине, а потом в Столбове. По Столбовскому договору 1617 года было решено следующее: Густав-Адольф уступал русским все свои завоевания, не исключая Новгорода, брал двадцать тысяч рублей и оставлял за собою южный берег Финского залива с Невой и городами Ямом, Иван-городом, Копорьем и Орешком – теми самыми городами, которые в 1595 году Борисом Годуновым были возвращены русским. Миром Густав-Адольф остался доволен: действительно, он избавился от одного врага (их оставалось теперь только два: Дания и Польша); кроме того, он сильно нуждался в деньгах и получил двадцать тысяч. Да и дипломатические цели его были достигнуты: он не раз хвастливо говорил на сейме про Москву, что теперь этот враг без его позволения не может ни одного корабля спустить на Балтийское море:
«Большие озера – Ладожское и Пейпус, – Нарвская область, тридцать миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него; у России отнято море, и, даст Бог, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек». По Столбовскому миру и Москва достигла своей цели: во-первых, к ней вернулась имеющая для нее большое значение Новгородская область; во-вторых, одним претендентом, как и одним врагом, стало меньше. Теперь можно было смелее обращаться с Польшей.
И вот летом 1616 года Москва начала наступательную войну против Польши, которая, впрочем, никаких серьезных последствий не имела. И в то же время Варшавский сейм решил отправить Владислава добывать Москву, но действовать поляки не спешили и много сил не тратили. Королевич выступил только через год, с маленьким войском, всего в одиннадцать тысяч. Но теперь Москва не была готова выступить даже против незначительного войска Владислава. Она расположила по городам сильные гарнизоны и ограничивалась одной обороной. Между тем славное войско Владислава, шедшее «навести заблудших на путь мира», не получало жалованья, а потому бунтовало и грабило, а Владислав тщетно просил помощи из Польши, его питавшей, пока в 1618 году, сейм ассигновал ему небольшую сумму денег с обязательством окончить войну в тот же год. Тогда летом 1618 года королевич стал действовать под Можайском, чтобы при движении к Москве не оставить у себя в тылу Лыкова с войском, который сидел в Можайске;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150