Сэйвытэгин догнал его. Отец молча пошел вслед за сыном, глядя, как тот ковыляет на коленях, переваливается, как нерпа на льду.В ярангу ввалились шумно, обрадовав Росхинаут. Она уже сварила еду, и не успели мужчины скинуть мокрую одежду, как на низеньком столике появилась дымящаяся моржатина.Отец сел на китовый позвонок и задумался. Он тер кулаками голову, затылок, лоб и кряхтел.– Послушай, сын, – вдруг произнес он каким-то глухим незнакомым голосом, – не могу я так больше! Сиди лучше дома… Я чуть не умер от страха за тебя! Не надо тебе в море, Айвангу! Не надо! Посмотри на мои руки. Они еще сильные, прокормят тебя и мать Росхинаут. Сын, я не хочу тебя терять!Айвангу испуганно глянул на отца. Из узких глазных щелок его текли слезы и падали на горячее моржовое мясо.Айвангу растерялся. Он положил обратно в блюдо мясо и пробормотал:– Хорошо, отец.Он никогда не видел отца таким.
9 После того как ушел пароход, в Тэпкэне стало пусто, словно в яранге после отъезда многочисленных и веселых гостей. На берегу высились горы ящиков, бочек, мешков, каменного угля. Мальчишки играли в игры, которые они увидели в фильмах, привезенных пароходом. Почему-то все картины рисовали жизнь далекой замли кровожадной и воинственной. Люди стреляли, убивали друг друга с помощью винтовки и другого оружия.Айвангу смотрел подряд все кинокартины и выходил из темного зала с головной болью, оглушенный; мысли мешались, как после долгого и обильного пьянства.– Я Кастусь Калиновский! – кричал мальчишка, выглядывая из-за угла склада с обструганной палкой наподобие кривой сабли в руках.– Я Чапаев! – объявлял другой и ложился на землю с большой пустой консервной банкой, которая изображала у него пулемет. – Тра-та-та-та-та-та! – трясся мальчишка, а его друзья валились перед ним, «пораженные» обилием горячего свинца.Первые дни жители Тэпкэна смотрели картины молча, сосредоточенно, фильмы были немые, титры написаны по-русски, слова мелькали быстро, и самый грамотный коренной житель Тэпкэна не мог поспеть за ними. Скоро во время демонстрации картины в стрекоте аппарата уже слышались рассуждения зрителей:– Нам бы пулемет на лежбище моржей!– С такого бы парохода (имелся в виду военный корабль) на китов охотиться! Сколько пушек, как зубов у волка!Айвангу пошел разыскивать Белова, чтобы расспросить его, откуда берется столько народу, если на экране убивают тысячами.В последнее время в Тэпкэне каждый год начинали что-нибудь строить. Сейчас полярники воздвигали ветродвигатель, а невдалеке от него с прошлого года стоял домик, предназначенный для типографии – места, где будут печатать газету. Десять человек едва поднимали один ящик, в котором лежали машины для печатания газеты. Таких ящиков было несколько. Но особенный интерес вызывал эскимос Алим, умеющий делать газету. Он работал в Анадырской типографии, где обучился новому не только для него, но и для всех жителей Северо-Востока делу.Алим сидел на разбитом ящике и курил трубку. Эскимос был очень худой, у него были удивительно черные руки со следами въевшейся типографской краски.– Етти! – поздоровался он, обнажив большие желтые зубы.– Я пришел, – ответил Айвангу и спросил: – А где Белов?– Скоро придет, – ответил Алим.Эскимос хорошо говорил по-чукотски.– Все сделали? – спросил Айвангу, кивнув на домик.– Готово, – ответил Алим. – Сегодня будем пробовать, а к воскресенью выпустим первый номер газеты.Белов появился неожиданно. Он обрадовался, увидев Айвангу.– Вот хорошо, что ты пришел! Ты поможешь нам!– Как я могу вам помочь? – Айвангу усмехнулся и поглядел на свои ноги.– Поможешь! – уверенно сказал Белов. – А пока, друзья, могу сообщить вам, что утвердили название газеты. Простое, хорошее название: «Советский Тэпкэн». Алим, ты бы показал Айвангу типографию. Ему будет интересно.Алим выколотил о ящик трубку, продул ее и позвал:– Пойдем, Айвангу.Домик состоял из маленьких сеней и большой комнаты. В углу комнаты стояла большая машина с огромным колесом. К окну были повернуты широкие ящики со множеством ячеек, заполненных крохотными буковками.– Неужели из таких маленьких буковок будете делать газету? – спросил Айвангу.– Да, – коротко ответил Алим, – из них.– Сколько же времени на это потребуется?Алим молча взял какую-то железную вещичку, загнутую углом, поколдовал над ячейками и объявил:– Вот и твое имя готово.– Покажи! – заинтересовался Айвангу.Но полоска черного металла, составленная из букв, которые с трудом можно было разглядеть, не произвела впечатления на него.Алим помазал краской набор и оттиснул его на бумажном лоскуте.– Ай-ван-гу! – медленно прочитал Айвангу свое имя и воскликнул: – Правда, это я!Странно и непривычно было видеть собственное имя прикрепленным к белой бумаге настоящими печатными буквами, которыми заполняются страницы книг, газет, журналов. В который уже раз перечитывал Айвангу свое имя и, наконец, решился попросить:– Можно, я его возьму?– Бери, конечно, – ответил Алим и великодушно предложил: – Хочешь, я тебе еще напечатаю?– Не надо, – скромно отказался Айвангу. – Мне одного хватит.Вошел Белов. На его щеке чернело масляное пятно, руки были в краске.– Слушай, Айвангу, – обратился он к парню, который продолжал разглядывать напечатанное имя. – Через несколько дней выходит первый номер нашей газеты. Там будет чукотская страница, и ты должен помочь нам ее перевести.– Но я никогда не переводил, – с сомнением ответил Айвангу.– Вот и хорошо! – обрадовался Белов. – Если позвать Кымыргина, он опять начнет нести отсебятину. Давай договоримся так: я напишу статью, а ты вечером заходи ко мне, и мы займемся переводом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88