Таня шагнула и подплыла по скользкому паркету. Повернула выключатель и упором глянула Филиппу в глаза. - Заниматься? - А сама так подняла брови, как будто в ответе вся судьба Филиппа.
В квартире было по-пустому тихо. Филипп поглядел на свои ноги и еще раз ковырнул половик.
- А что? - сказал, наконец, Филипп, передохнув.
- Говорите прямо: заниматься?
Таня была в блестящем черном шелковом платье - как в доспехах. Красным огнем горела на груди брошка. Змеей бегал свет на черных тугих рукавах.
Филипп покраснел.
- А что, ее нет? Не будет нынче? - И Филипп глядел на Танины волосы, зачесанные, ровного орехового цвета. И Филипп видел, что их нельзя тронуть, что, как на картинках, не для него.
Таня молча глядела, как краснел Филипп, потом повернулась и кивнула подбородком на дверь:
- Сядьте там и подождите. - Повернулась, пошла тонкими каблучками по зеркальному паркету, и черным факелом шло внизу отражение. И Таня пропала в зеленом мраке коридора. Филипп шагнул в темную дверь, нашарил на притолоке выключатель. Вспыхнул свет, и сразу встали вокруг богатые кресла, блестящий полированный стол на фигурных ножках, атласный диван, стеклянным пузырем вздулись часы на камине.
Филипп сидел на кончике кресла со своими серыми книгами и смотрел, как тихо стояли пальмы со строгими листиками. Он прислушивался, не стукают ли Танины шаги. Но было совершенно тихо. Прошло минут пять. Волшебно блестел полированный рояль в углу, и стол гордо, высокомерно ставил на паркет каждую из четырех резных лап.
"Большое дело, подумаешь", - тряхнулся Филипп. Он потянулся к столу и стал перекидывать толстые страницы альбома. Важные господа и дамы глядели со страниц. Филипп с опаской опрокидывал страницы дальше и дальше. Искал, искал - вот она. Таня глядела с портрета прямо в глаза, открыто и просто. Филипп повернул альбом поудобнее.
"Вот с такой бы..." - подумал Филипп и сказал вполголоса:
- Нет, почему - заниматься?.. А спросить просто напиться, это всюду можно. - Филипп встал, вышел в коридор и громко зашагал туда, куда скрылась Таня. Он шел по темной комнате, где-то впереди ему мерещился мутный свет. И вдруг из темноты веселый голос:
- Вы чего ищете?
- Да напиться, - сказал Филипп, и слышно было, что улыбался.
- Хотите с вареньем?
И Филипп слышал, как зашуршало шелковое платье. Зашуршало, повторяя, обозначая ее движения в темной тишине. Легко стукнули каблучки, как будто одни туфельки шли без ног, и на Филиппа пахнуло запахом духов. Томным запахом и свежим, будто что вспоминаешь хорошее. Таня в темноте звякнула графином, еще чем-то, и вот зазвонила, запела ложка в тонком стакане.
- Пейте. Попадете в рот? Вот, вот, берите.
Филипп захватил Танины пальцы со стаканом и чуть - самую малую чуточку - придержал в своих.
В это время заурчал слитной дробью звонок в прихожей. Таня выскользнула в двери, Филипп вертнулся ей вслед и видел в полутемных дверях ее силуэт. Мутным блеском полохну-ло на повороте шелковое платье.
Филипп глотнул и, нащупав стол, поставил стакан. Он совсем красный вышел в прихожую к Наденьке. Тани уж не было.
- Давно? - спросила Наденька, скалывая с прически мокрую шапочку. - А книжки? Филипп прошел в гостиную.
- Сидели альбомы разглядывали, как у доктора в очереди? - говорила насмешливо Наденька и, прищурясь, глянула в открытый альбом. Танины глаза упрямо в упор глядели с карточки. Филипп быстрым пальцем закинул крышку.
Наденька ходила за спиной, плотно ступала, не шуршала на ходу юбка, и мокрые Наденькины виски весело блестели, когда она подсела к Филиппу.
Она повторяла что-то, слегка потряхивая книгой перед глазами Филиппа. Филипп не понимал слов, хоть повторял их за Наденькой, и вдруг услыхал совсем издалека просящую, терпеливую ноту:
- На вопрос "что делает?" - "купается" - мягкого знака не надо, не надо, не надо ставить!
И само у Филиппа в голове кончилось:
- Не надо, Филенька.
И Филиппу вдруг стало стыдно и захотелось положить голову - на шерстяную кофточку, на эти серые пуговки - щекой и говорить:
"Ну, не буду, не буду, больше никогда - вот ей-богу - никогда не буду".
Филипп встал и, шагая по комнате, стал приговаривать:
- Не пишется, не пишется. Ага! Не пишется.
Встала и Наденька и насмешливым уж тоном спросила:
- Что это нынче с вами? Может быть, вам уж надоело? Тогда не надо, не будем, - и сощурилась, чуть подняла головку.
Сухим горлом говорила Наденька: "тогда не надо". Строго глядела в глаза Филиппу. Строго и с болью.
- Может быть, не надо? Бросим?
- Да я ведь нынче только, как это, черт его, - Филипп с натугой улыбнулся, ему хотелось скорей шагнуть, подойти ближе к Наденьке. Но не мог, будто протянулась рука и не пускает. Он не смел оттолкнуть эту руку в сторону, стоял, вертел в жгут свою тетрадку и то взглядывал в пол, то снова в глаза Наденьке.
- Да я... - начал Филипп и стукнул мятой тетрадкой по столу.
- Вы подумайте, - перебила его Наденька. - А сегодня мы больше заниматься не будем.
Наденька резко повернула голову, хотела идти, и выпала из прически гребеночка и мелко стукнула о паркет.
Филипп бросился и раньше Наденьки поднял. Наденькина ручка схватила гребеночку, схватила жадно, суетливо, как вырвала. Хорошенькая маленькая ручка из белого рукавчика. Ручка всеми пальчиками схватила гребенку, потыкала ее в волосы и приладила там.
Филипп вышел за Надей в прихожую и не знал: раньше ее выйти или потом. Вместе нельзя было. Наденька молча, проворно застегивала пуговки, Филипп надел шапку и озабоченно лазал по карманам тужурки и все думал:
"Спросить, что ли, когда в следующий раз, или уж обождать - на кружке спросить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96