Никто не заботился об этой груде мертвецов. Постепенно ее милосердно окутывал белый снежный саван.
Всюду, где имелись дома, палатки или убежища, собирались легкораненые и больные. Небольшими группами они с трудом тащились пешком в город; редко кому выпадала удача попасть на попутную автомашину. Город, которого во время тяжелых летних и осенних боев избегал всякий, кто не был послан в него приказом, превратился теперь в магнит. Все надеялись получить пристанище в одном из подвалов, получить от какого-либо санитарного отряда врачебную помощь, а то и тарелку супу.
Примерно так выглядела 130 лет назад разбитая армия Наполеона, когда она брела, отступая, на запад. Замотанные в одеяла и плащ-палатки, с мешковиной и портянками вместо сапог на обмороженных ногах, едва передвигая ноги, апатично брели на восток отмеченные печатью смерти солдаты 6-й армии. В них не осталось почти ничего солдатского. Это была павшая духом безоружная толпа. Чтобы спасти ее, нужны были немедленно медицинская помощь, продовольствие и теплые убежища. Каждый день промедления означал, что судьба многих была бесповоротно решена.
Адъютант 76-й пехотной дивизии дополнил мои собственные наблюдения подробным докладом о положении с личным составом.
– Убыль, особенно больными и совершенно обессилевшими людьми, уже несколько дней назад сделалась катастрофической. Нехватка людей в пехоте возрастает. Рапорты о болезни поступают обычно так поздно, что помочь уже нельзя.
– Чем объяснить это? Ведь до сих пор было как раз наоборот. Многие солдаты при малейшем недомогании заявляли о болезни, чтобы хоть на несколько дней выбраться из зоны боев, – заметил я.
– Это верно, господин полковник, но сейчас дело обстоит иначе. Многие избегают заявлять о болезни, так как боятся, что при отступлении их бросят. Я считаю, что большая часть фронтовиков-пехотинцев больна.
– Каково настроение в войсках?
– Трудно сказать, господин полковник. После того, как кольцо окружения замкнулось, настроение было подавленным. Когда же стало известным, что Гот начал наступление, чтобы выручить нас, все снова стали бодриться и надеяться. Мы думали, что кольцо вокруг нас будет разбито быстро. С тех пор прошло восемь дней, и понятно, что все сильно разочарованы. Есть отдельные голоса, резко критикующие верховное командование, ругающие Гитлера, нацистскую партию и вообще войну. Даже некоторые офицеры не понимают смысла этого стоящего стольких жертв приказа держаться до конца и медленной гибели нашей армии.
– Однако до сих пор 76-я пехотная дивизия проявляла стойкость в любой обстановке, – перебил я дивизионного адъютанта. – Получается, что обрисованные вами явления противоречат поведению солдат в бою.
– Это верно, господин полковник. Если противник атакует, за оружие хватаются и те, кто еще несколько минут назад проклинал Гитлера. Они сражаются, во-первых, потому что панически боятся плена; во-вторых, потому что все ждут, что Гот прорвет кольцо окружения. Насколько близко удалось генерал-полковнику Готу подойти к нему?
– Как я узнал перед отъездом к вам, деблокирующая армия отражает сильные атаки противника. Она продвигается крайне медленно. Но мы надеемся, что через несколько дней дело наладится.
На пути к 44-й пехотной дивизии я вновь стал свидетелем ужасных сцен. Вскоре моя машина наполнилась ранеными. У одного была забинтована вся голова, только рот и глаза виднелись между пропитавшимися кровью бинтами. У другого простреленная рука была на перевязи. Третьего я подобрал потому, что он шел по полотну дороги, качаясь из стороны в сторону, и каждую минуту можно было ожидать, что он упадет и никогда больше не встанет. Трясясь от лихорадки, он сидел теперь между двумя другими ранеными на заднем сиденье моего легкового вездехода.
– Где вас высадить? – спросил я раненного в руку.
– Если это возможно, – он посмотрел на мои знаки различия, – господин полковник, у лазарета, где нас могли бы принять.
– Попробуем в Гумраке. Там настоящий лазарет. Посмотрим, не удастся ли взять еще двоих.
Мой водитель бросил на меня укоризненный взгляд, когда я подобрал еще двоих раненных в голову, которые, ожидая помощи, сидели в снегу на обочине. Они уместились на спинке заднего сиденья. Было уже довольно поздно, я отказался от посещения 44-й пехотной дивизии, тем более что и без того впечатлений было достаточно, и велел свернуть на восток. Медленно, мимо армейского командного пункта, мы добрались до Гумрака. Хотя и этот лазарет был переполнен, мне удалось поместить в него пятерых моих спутников.

Вместо приказа прорвать окружение – крепостные батальоны

Я прибыл на командный пункт позднее, чем предполагалось, и доложил Паулюсу о возвращении. Приказа на прорыв из окружения все еще не было.
– Главное командование группы армий «Дон», – сказал командующий армией, – хранит молчание. Единственный ответ, полученный на мой запрос, гласит: «Ожидать и начинать операцию „Удар грома“ только по прямому приказу».
– Долго ли это будет тянуться, господин генерал? Как мне доложил сегодня адъютант 76-й пехотной дивизии, нехватка личного состава в пехоте уже так велика, что не удается создать сплошной фронт обороны.
– LI армейский корпус получил приказ отвести роты с городского участка фронта и передать их дивизиям, обороняющимся на западном и южном участках, – сказал Паулюс. – Посмотрите у Эльхлеппа план обороны. Кроме того, мы решили сформировать из солдат, унтер-офицеров и офицеров штабов, тыловых служб, танковых полков и артиллерийских дивизионов сводные подразделения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164