Все же, я помню, тогда в Каппадокии… – И тут Святой Петр хлопнул себя по бедру. – Но не заставишь же ты меня вечно тут стоять и сплетничать, Юрген, когда души уже выстроились в очередь у главного входа, словно муравьи, облепившие патоку? Давай уходи из Рая, Юрген, в любое место, которое, по твоим представлениям, восстановит для тебя твои собственные иллюзии! А мне позволь вернуться к своим обязанностям.
– Тогда, Святой Петр, я представляю себе Амнеранскую Пустошь, где я выкинул последний материнский подарок.
– Вот Амнеранская Пустошь, – сказал Святой Петр, выталкивая Юргена в маленькую потайную дверь, покрытую барельефами рыб.
И Юрген увидел, что Святой говорил правду.


Глава XLIII
Позы перед тенью


Итак, Юрген вновь стоял посреди Амнеранской Пустоши. И вновь был канун Вальпургиевой ночи, когда случается более чем невероятное. Яркая луна находилась еще низко, и тень Юргена была длинной и узкой. А Юрген искал золотой крест, который носил по сентиментальным мотивам, но не мог его найти, чтобы снова надеть. Но, пока он тщетно искал его, он нашел в великом множестве кусты барбариса и шипы на них. Все время, в течение которого он искал крест, рубаха Несса блестела в лунном свете, и тень Юргена тянулась по земле, длинная и узкая, и передразнивала каждое движение, совершаемое Юргеном. И, как всегда, это была тень худой женщины, голова у которой обмотана полотенцем.
Юрген посмотрел на тень, и она вызвала у него отвращение.
– О, Матушка Середа! – воскликнул Юрген. – Целый год твоя тень ходит за мной по пятам. Много стран мы посетили, и много достопримечательностей мы видели. И под конец все, сделанное нами, есть лишь рассказанная история. И эта история не играет никакой роли. Так что я стою там, где стоял в начале своего зашедшего в тупик путешествия. Твой подарок ничем мне не помог, и мне наплевать, молод я или стар. И я потерял все, что оставалось у меня от матери и материнской любви, и я предал материнскую гордость, и я устал.
Тут на земле послышался тихий шепот, словно там шелестела палая листва. И шепот стал громче (поскольку то был канун Вальпургиевой ночи, когда случается более чем невероятное), и шепот превратился в призрак некоего голоса.
– Ты очень хитро льстил мне, Юрген, ибо ты чудовищно умный малый. – Вот что сухо сказал голос.
– Огромное число людей могли бы сказать это с полным правом, – заявил Юрген, – однако я догадываюсь, кто это говорит. Что касается лести, крестная, то в Глатионе я лишь шутил. По сути, я старался объяснить именно это в тот миг, когда заметил, что твоя тень, по-видимому, интересуется моими праздными замечаниями и записывает их в блокнот. О нет, могу тебя уверить, я торговал совершенно законно и вел дела повсюду честно. Что касается остального, я действительно очень умен. С моей стороны было бы глупо это отрицать.
– Тщеславный глупец! – сказал голос Матушки Середы.
Юрген же ответил:
– Возможно, я тщеславен. Но я несомненно умен. А более несомненный факт состоит в том, что я устал. Посмотри, я по всему свету занимался любовными похождениями в мишуре и блестках взятой взаймы молодости. И я рискнул побывать в краях, не посещаемых другими людьми, играя в чувства с женщинами и приводя в движение государственные механизмы. И я упал в Ад и взошел в Рай, и я втихомолку залез на место Самого Господа Бога, и нигде я не нашел того, чего желал. Даже сейчас не знаю я, в чем состоит мое желание. Но знаю, что мне нельзя снова стать молодым, кем бы я ни показался остальным.
– На самом деле, Юрген, молодость ушла из твоего сердца за пределы досягаемости Леших. И самым кратчайшим путем ты можешь вновь обрести молодость, ведя себя, как ребенок.
– Крестная, но обуздай же свои инстинкты и все прочее и говори со мной более откровенно! Милостивая государыня, между нами не должно быть тайн. На Левке, как сообщали, ты была Кибелой, великой Рее Деа, владычицей всего осязаемого. На Кокаине о тебе говорили как об Асред. А в Камельяре Мерлин назвал тебя Адерес, темной Матерью Малых Богов. Но у тебя дома, в лесу, где я впервые имел честь с тобой познакомиться, крестная, ты сказала мне, что ты – Середа, все обесцвечивающая и управляющая всеми средами. Теперь эти загадки меня бесят, и я желаю, чтобы ты открыла мне, кто ты такая.
– Возможно, я – они все. Между тем я отбеливаю и рано или поздно выбелю все. Возможно, однажды, Юрген, я даже обесцвечу твое дурацкое понятие о самом себе.
– Да, да! Но только между нами, крестная, не твоя ли тень мешает мне разделить полностью соответствующее чувство, можно сказать, дух случая, и крадет из моей жизни ту «изюминку», которую другие явно находят? Ты же знаешь, что это так! А что касается меня, крестная, я люблю шутку так же, как любой из живущих на свете людей, но предпочитаю, чтоб она была вразумительна.
– Позволь, я скажу тебе кое-что по-простому, Юрген! – Невидимая Матушка Середа откашлялась и заговорила с явным возмущением.

* * *

– Крестная, извини меня за откровенность, но я не думаю, что очень тактично говорить о подобном, и уж конечно не с такой прямотой. Однако, опуская рассмотрение проблем щепетильности, давай вернемся к моему изначальному вопросу. Ты дала мне молодость и все, относящееся к молодости. И вместе с ней дала, по-своему шутливо, – что никто так от души не оценит, как я, – тень, воспроизводящую все не совсем достоверно, которой нельзя полностью доверять и с которой нельзя встретиться открыто. Теперь – как ты, надеюсь, понимаешь – я распознал эту шутку и ни на миг не отрицаю, что это шедевр юмора. Но, в конце концов, в чем ее суть? В чем смысл?
– Возможно, нигде нет никакого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92