Один из них, невысокий паренек, сказал другому, длинному и тощему:
-- Вот и угробился наш гробовщик.
ЛИЛИ
I
Ты возвращаешься с полевых просторов, Нинон, бескрайних полевых просторов, напоенных пряным ароматом трав. Ты не так глупа, чтобы торчать в казино на модном курорте. Ты едешь туда, куда никто не едет, — в зеленый уголок в сердце Бургундии. Ты находишь себе приют в белом домике, спрятанном, как гнездышко, среди деревьев. И там, на свежем воздухе, набираясь сил и здоровья, проводишь ты каждую весну. А когда приезжаешь на несколько дней в город, подружки восхищаются твоими щечками, розовыми, как лепестки боярышника, и твоими губками, алыми, как цветущий шиповник.
Какой у тебя сладкий ротик! Держу пари — еще вчера ты ела вишни. Ты совсем не похожа на тех неженок, что боятся ос и колючек. Храбро шагаешь ты по солнцепеку, отлично зная, что загар у тебя на шее отливает янтарем. Ты бегаешь по полям в полотняном платье, широкополой шляпе, как крестьянка, сдружившаяся с землей. Своими вышивальными ножницами ты срезаешь малину, и хоть не бог весть сколько наработаешь, но трудишься от всего сердца, и когда возвращаешься домой, с гордостью показываешь красные царапины на твоих белых ручках.
Что же ты будешь делать в декабре? Ничего. Ты будешь скучать, правда? Ты ведь не охотница до светских развлечений. Помнишь тот бал, куда я возил тебя однажды? Ты была в декольтированном платье и зябла в карете. На балу от ярко горевших люстр было жарко и душно. Как примерная девочка, сидела ты в кресле, пряча за веером легкую зевоту. Ах, какая скука! И когда мы вернулись, ты прошептала, показывая мне свой поблекший букет:
— Взгляни на эти бедные цветы. Я бы умерла, как они, если бы мне довелось жить в такой духоте. Когда же ты придешь, долгожданная весна?
Нинон, мы не пойдем больше на бал. Мы будем коротать время у камелька. Мы будем нежны. И даже когда мы устанем, наша нежность не угаснет.
Помню, как ты воскликнула от всей души: «Какую праздную жизнь ведут женщины!» Целый день размышлял я над этими словами. В самом деле, мужчина взял на себя все заботы, оставив вам в удел опасные мечты. От долгих мечтаний недалеко и до греха. Что только не лезет в голову, когда день-деньской сидишь за пяльцами? И тогда вы строите воздушные замки и дремлете там, как спящая красавица в заколдованном лесу, пока первый попавшийся принц не разбудит вас поцелуем.
— Мой отец был умный человек, — не раз говорила ты мне. — Он сам занимался моим воспитанием. Я не переняла ничего плохого у пансионерок, этих прелестных куколок, которые прячут в молитвенники записочки от своих кузенов. Бог никогда не был для меня пугалом, и я старалась не совершать дурных поступков, чтобы но огорчить моего отца, а не из страха перед муками ада. Должна признаться тебе, что я не обучена искусству реверансов и просто здороваюсь со всеми. Учитель танцев не научил меня опускать глаза, притворно улыбаться. Я ничего не смыслю в уловках кокетства, а это главное в воспитании девицы из хорошего дома. Я росла на приволье, как сильное деревце. Вот почему я задыхаюсь здесь, в Париже.
II
В один из редких погожих дней, которые нам дарит весна, я сидел в Тюильри под тенью высоких молодых каштанов. В саду почти никого не было. Женщины вышивали, расположившись группками под деревьями. Дети играли, и громкий их смех заглушал временами шум соседних улиц.
Мое внимание привлекла девочка лет шести-семи; ее мать болтала со своей приятельницей в нескольких шагах от меня. Белокурая девочка, совсем крошка, — можно сказать, от земли не видать — корчила из себя взрослую барышню. Она была в прелестном туалете, — только парижанки умеют так наряжать своих детей: пышная розовая шелковая юбочка пониже колен, светло-серые чулочки, открытый лиф, отделанный кружевом; шапочка с белыми перьями, коралловые бусы, браслет. Она походила на свою мать, но была куда кокетливей.
Она завладела зонтиком своей мамаши и, раскрыв его, важно прогуливалась по аллее, хотя ни один луч солнца не проникал сквозь листву. Она старалась двигаться легко, грациозно покачиваясь, как дама. Она и не подозревала, что за ней наблюдают, и повторяла свою роль, старательно разучивая изящные повороты головы, улыбки и взгляды. Наконец, она остановилась у старого каштана и совершенно серьезно раз шесть присела перед ним в глубоком реверансе.
Это была настоящая маленькая женщина. Я почувствовал себя окончательно сраженным ее апломбом и осведомленностью в науке кокетства. Ей не было еще и семи лет, но она уже в совершенстве владела искусством обольщения. Только в Париже можно встретить так рано повзрослевших девочек, которые научились танцевать раньше, чем усвоили азбуку. Я вспоминаю деревенских ребятишек, наивных увальней, — они, глупенькие, с восторгом кувыркаются по земле. А Лили пи за что не испортит свой прелестный туалет; она предпочитает не играть вовсе; она чинно прохаживается, боясь смять свои накрахмаленные юбочки, и радуется, когда на нее смотрят и говорят: «Ах! какой очаровательный ребенок!»
Между тем Лили продолжала приседать перед старым каштаном. Вдруг она выпрямилась и привела себя в боевую готовность: зонтик откинут на плечо, на устах улыбка, вид несколько рассеянный. Я тотчас все понял: на главной аллее появилась другая девочка, брюнетка в зеленой юбочке, и нужно было пустить ей пыль в глаза...
Девчушки слегка пожали друг другу руки, жеманясь, как это принято у светских дам. Они изобразили на лице приятную улыбку, как того требовали правила хорошего тона. Закончив церемониал вежливости, они стали прогуливаться рядом, щебеча тоненькими голосками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46