я чувствовал, что это последний поцелуй.
Вода начала заливать комнату. Мы уже промочили ноги. Я вступил на плот последним; затем я отвязал его. Течением нас прибивало к стене; нам стоило немалого труда оттолкнуться и отплыть от дома.
Постепенно туман рассеивался. Когда мы отчалили, было около полуночи. Звезды еще были окутаны дымкой; луна только что поднялась над горизонтом и освещала окрестность тусклым сияньем.
Теперь наводнение предстало нам во всем своем грозном величии. Долина превратилась в сплошной поток. Меж холмов, по темной массе возделанных полей катилась Дюранса; казалось, это было единственное живое существо на безжизненном просторе — она властно громыхала, словно сознавая свою мощь. Кое-где на тусклой поверхности воды, точно глыбы черного мрамора, пятнами выступали группы деревьев. Я разглядел прямо перед нами вершины дубов — то была аллея; течением плот несло прямо на дубы, которые были для нас опасны, как рифы. Вокруг нас плавали какие-то обломки, куски дерева, пустые бочонки, пучки травы, все было подхвачено яростной рекой.
Налево мы увидели огоньки Дурга. Фонари мигали во мраке. Вода не добралась до деревни; она затопила только низину. К нам, несомненно, должны были прийти на помощь. Мы вглядывались в отблески воды; то и дело нам казалось, что мы слышим удары весел.
Так мы плыли наугад. Когда плот очутился на середине потока и нас стало кружить в водоворотах, мы снова впали в отчаяние и чуть было не пожалели, что покинули ферму. Временами я оборачивался и смотрел на дом, который все еще стоял, выделяясь серым пятном на белесой поверхности воды. Бабэ примостилась посреди плота, на соломе, на коленях она держала малютку, прижав ее к груди, чтобы та не видела разбушевавшейся реки, они сидели, скорчившись от страха, обнимая друг друга, и, казалось, стали совсем маленькими. Жак стоял впереди, изо всех сил налегая на шест; по временам он бросал на нас быстрый взгляд и молча продолжал свое дело. Я помогал ему, как только мог, но нам не удавалось пересечь реку. Мы упирались шестами в дно, рискуя их переломить, но течение относило плот: казалось, какая-то сила увлекала его на середину реки. Постепенно Дюранса нас одолевала.
Выбиваясь из сил, обливаясь потом, мы дошли до остервенения, мы дрались с Дюрансой, как с живым существом, стараясь ее побороть, ранить, убить. Она сжимала нас в своих могучих объятиях, и наши шесты становились оружием, мы яростно вонзали их в ее открытую грудь. В ответ она ревела, плевала нам в лицо, извивалась под нашими ударами. Стиснув зубы, мы отчаянно боролись. Мы не хотели быть побежденными. Нами овладело сумасшедшее желание прикончить это чудовище, усмирить его ударом кулака.
Постепенно нас выносило на середину реки. Мы были уже у входа в дубовую аллею. Черные ветви выступали из воды, и она неслась среди них с каким-то жалобным журчаньем. Быть может, здесь ждет нас смерть. Я крикнул Жаку, чтобы он направил плот вдоль аллеи, мы могли бы там плыть, держась за ветки. И вот в последний раз я очутился в дубовой аллее, где не раз гулял в дни юности и в зрелые годы. В эту ужасную ночь, посреди клокочущего потока, я вспомнил дядюшку Лазара, счастливую пору юности — она грустно улыбалась мне издалека.
В конце аллеи Дюранса одолела нас. Наши шесты ужо не доставали дна. Торжествуя победу, река бешено несла нас вперед. Теперь она могла делать с нами все, что ей угодно. Мы были обезоружены. Мы мчались со страшной быстротой. Большие рваные тучи, словно грязные лохмотья, влачились по небу; когда скрывалась луна, нас окутывал зловещий мрак. И мы словно погружались в хаос. Кругом вздымались огромные волны, черные как чернила, похожие на спины рыб; нас уносило в стремительном круговороте. Я уже не различал ни Бабэ, ни своих детей. Я был в объятиях смерти.
Не знаю, сколько времени продолжался этот бешеный бег. Внезапно выглянула луна, небо посветлело. И в этом свете я заметил прямо перед нами какой-то большой темный предмет, который преградил нам путь, мы неслись прямо на него. Все кончено, там мы разобьемся.
Бабэ встала во весь рост. Она протянула мне Марию:
— Возьми ребенка, — крикнула она. — А меня оставь... оставь!
Жак успел подхватить Бабэ и громко крикнул:
— Отец, спасай малютку!.. Я буду спасать мать!
Черным предмет возник перед нами. Мне показалось, что это было дерево. Удар был сокрушительным, и плот, расколовшись пополам, закружился в водовороте.
Я упал в воду, прижимая к груди ребенка. Ледяная вода привела меня в чувство. Вынырнув, я поднял вверх малютку и, перекинув ее через шею, с трудом поплыл. Если бы девочка не потеряла сознание, она стала бы отбиваться и мы оба пошли бы ко дну.
Я плыл, и тревога сжимала мне сердце. Я звал Жака, надеясь увидеть его вдали, но слышал лишь грохот потока и видел лишь тусклые воды Дюрансы. Жака и Бабэ поглотила пучина. Наверно, Бабэ вцепилась в Жака и увлекла его на дно. Какие ужасные муки! Мне захотелось тоже умереть, я стал медленно погружаться в воду, надеясь найти их там, в черной глубине. Но едва вода коснулась лица Марии, как я вновь стал бороться изо всех сил, направляясь к берегу.
Так я потерял Бабэ и Жака. Я был в отчаянии, что не могу умереть вместе с ними, и все звал их хриплым голосом. Река выбросила меня на прибрежные камни, словно пучок травы, из тех, что плыли по течению. Когда я пришел в себя, я взял на руки дочку, и она открыла глаза. Забрезжил рассвет. Кончилась зимняя ночь, ужасная ночь, сообщница реки, погубившей жену и сына.
Сейчас, после долгих скорбных лет, мне остается последнее утешение. Пришла моя зима, но я чувствую, как в моей груди вновь трепещет весна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46