— Сядьте-ка в кресло поглубже — давайте для начала избавимся от головной боли, не возражаете?
Прочитав на лице мисс Рейнберд удивление, она ласково ей улыбнулась.
— Видите ли, и тело, и дух человеческий могут говорить разными голосами и сообщать нам о своем самочувствии.
— И вам достаточно просто взглянуть на меня? — изумилась мисс Рейнберд.
Бланш рассмеялась.
— Конечно. У вас вокруг головы багряно-зеленый ореол боли. А вообще-то, — она правильно рассчитала, как заработать очко в свою пользу, — вообще-то я бы знала и так: ваш дворецкий очень беспокоился — предупредил меня, что вы неважно себя чувствуете. Опустите голову на спинку кресла.
Мисс Рейнберд откинулась назад, а Бланш стала за креслом и начала медленно водить по ее лбу кончиками пальцев. После четырех-пяти пассов боль начала стихать, и когда совсем прошла, мисс Рейнберд, продолжая полулежать в кресле, в который раз подумала, какая мадам Бланш необыкновенная женщина. Сама взяла и рассказала про Сайгона. Нет сомнения: будь она мошенницей, хотя бы чуть-чуть, она не преминула бы скрыть этот факт. И она безусловно обладает какой-то силой. Ощущение было такое, будто она кончиками пальцев вытягивает боль. От этого становилось удивительно легко и спокойно.
Закончив, Бланш вернулась на место и сказала:
— Вам никогда не снимали приступы, мисс Рейнберд?
— Нет, никогда. У вас поистине волшебный дар!
— Верно, если хотите им пользоваться.
— А есть такие, кто не хочет?
— Да, некоторые обожают истязать себя. Они упиваются собственной болью, не хотят с ней расстаться. С такими трудно работать. Несчастные, исковерканные души! Хлебом их не корми, дай только пострадать. И требуется много, очень много времени, чтобы им помочь. — Она рассмеялась своим низким, грудным смехом. — Я хочу дать вам один совет, хоть это и глупо с моей стороны, потому что куда выгоднее было бы брать с вас по пять гиней за лечебный сеанс. Так вот, когда у вас опять разболится голова или начнется мигрень, откиньтесь поудобнее в кресле, закройте глаза и представьте себе, что я поглаживаю вам лоб. Если вы это мысленно увидите и полностью в это поверите, все пройдет. Ну, ладно, — в ее голосе зазвучали деловитые нотки, — пора послушать, что нам хотят сказать сегодня Генри и ваши близкие, пребывающие по ту сторону.
Мисс Рейнберд наблюдала за уже привычными действиями мадам Бланш. Эта процедура теперь была ей знакома и не вызывала опасений. Она могла спокойно видеть, как тело мадам Бланш сводят судороги. И признавала, что с нетерпением ждет очередного общения с Генри, Шолто и Гарриет без прежнего неверия и скептицизма. Верила она или не верила, роли уже не играло: важно, что умом она принимала происходящее во время сеанса, откликалась на него. И хотя иногда ее раздражало и злило многословие и невразумительность того или иного из ее потусторонних собеседников, подспудно она сознавала, что научилась получать от всего этого настоящее удовольствие. Как маленькая девочка, которая придумала себе какой-то волшебный мир и радуется, что у нее есть своя тайна. И она была признательна мадам Бланш хотя бы за то, что та открыла ей какие-то новые эмоции, открыла в таком возрасте, когда ничего нового по части личных ощущений от мира уже не ждешь.
Через несколько минут контакт с Генри был установлен. Его голос в устах мадам Бланш звучал бодро, энергично и — чему мисс Рейнберд тихо порадовалась — безо всякой поэтической возвышенности.
— Передай своей приятельнице, — произнес он, — что ее брат и сестра задерживаются. Но через некоторое время они, возможно, к нам присоединятся.
— Почему они задерживаются? — спросила мисс Рейнберд. Она уже вполне освоилась и нисколько не нервничала, задавая Генри вопросы.
— Видите ли…, тут, как бы вы сказали, дело принципа. Правда, мы в таких случаях предпочитаем говорить о Добре с двойным дном.
— Что-то не очень понятно, Генри, — сказала мадам Бланш.
— Пока придется довольствоваться этим, — сказал Генри. — Суд Высшего Добра скоро вынесет решение. Но пусть твоя приятельница не огорчается. Для нее есть известия, и на все вопросы, которые она хочет задать, будут ответы.
Мадам Бланш, вся обмякшая и расслабленная, с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом, из-за чего она такие минуты была похожа на деревенского зеваку, сказала:
— У вас есть вопросы, мисс Рейнберд?
— Да, есть. Мы знаем, что этот тип Шубридж…
— Возлюби ближнего своего! — резко оборвал ее Генри.
— Простите, — сказала мисс Рейнберд. — Мы знаем, что мистер Рональд Шубридж усыновил мальчика и что он поселился в городке Уэстон-сьюпер-Мэр и стал там весьма преуспевающим владельцем гаража. Но куда они переехали потом?
Ответ Генри немало удивил мисс Рейнберд:
— В одно хорошо знакомое мне место. Мы с Сэмми однажды ездили туда отдохнуть.
— С каким Сэмми? — переспросила мисс Рейнберд.
— С Брунелом. Изамбард Кингдом Брунел! Я зову его просто Сэмми. Да, они переехали в Брайтон. Я вижу этот город сквозь завесы прошедших лет. Сначала таким, каким знали его мы с Сэмми, а затем таким, каким он предстал семье Шубриджей. Я вижу высокое здание на набережной. Это гостиница. Я вижу на фасаде огромные серебряные буквы «Аргента».
— Вы уверены? — спросила мисс Рейнберд.
— Если я говорю, значит так и есть — или было. В данном случае, было. Теперь там гостиницы нет.
— Понятно, Шубриджи держали гостиницу. А дальше что, Генри? Они ее продали? — спросила Бланш.
— Продали, а позднее и само здание снесли. Рональд Шубридж был добропорядочный человек и заботливый отец и честно добывал свой хлеб на многомудрой ниве коммерции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82